Врата Анубиса - [39]

Нищие у длинных деревянных столов являли пародию на современное платье: здесь были официальные сюртуки и белые перчатки, заштопанные, но безупречно чистые, принадлежавшие Гнилым Джентльменам – нищим, которые выклянчивали подаяние, выдавая себя (впрочем, иногда оно так и было) за высокородных аристократов с прекрасной родословной, потерпевших финансовый крах из-за происков родни или пьянства. Синие блузы и брюки, веревочный пояс и черная непромокаемая фуражка с полустертыми золотыми буквами – это униформа Мореходов, Потерпевших Кораблекрушение, которые даже здесь приправляли свою речь морской терминологией, почерпнутой из представлений мюзик-холла и народных песен. Здесь были также тюрбаны, серьги и сандалии Бедствующих Индусов; почерневшие лица шахтеров, предположительно покалеченных подземными взрывами… И конечно же, неказистые лохмотья обыкновенных нищих. Дойль нашел свободное место с краю на скамье и, присмотревшись к пестрому сборищу, обнаружил несколько человек, одетых так же, как он, – в костюм продавца овощей.

Но самой колоритной фигурой здесь был здоровенный рыжий тип с огромными усищами – он сидел за отдельным столом на той приподнятой площадке, в конце зала, и меланхолично покачивался на стуле с высокой спинкой. Но вот он встал и, подойдя к перилам, оглядел всю компанию. Одет он был весьма экстравагантно, но нельзя сказать, что уж совсем нелепо: зеленый атласный сюртук, неимоверно много тончайших кружев, свисавших с запястий и шеи, белые атласные панталоны до колен и белые шелковые чулки. На ногах – белые туфли, которые, если убрать золотые пряжки, могли сойти за бальные. Болтовня стихла, как только он встал.

– Это сам Копенгагенский Джек, – гордо прошептал Ролик, который устроился на своей тележке на полу позади Дойля, – капитан нищих с Пай-стрит.

Дойль рассеянно кивнул, но тут он встрепенулся, почувствовав запах жареной индейки.

– Добрый вечер, друзья мои, – сказал капитан, подняв высокий бокал.

– Добрый вечер, капитан, – хором ответили присутствующие.

Капитан протянул бокал, и мальчик в красном мундире подбежал к нему и плеснул в бокал красного вина из графина. Капитан попробовал, затем кивнул.

– Сухое вино «Медок» с ростбифом, – объявил он, когда мальчик убежал, – а с птицей мы, вероятно, допьем «Сотерн», который привезли на прошлой неделе.

Все зааплодировали, и Дойль громче всех.

– Доклады, обсуждение дисциплинарных вопросов и прием новых членов состоятся после обеда.

Это объявление также понравилось нищим, и как только капитан сел за стол, двери кухни распахнулись, и оттуда вышли девять человек – каждый держал на вытянутых руках поднос с жареной индейкой. На каждый стол поставили по индейке, и сидевшие во главе стола взяли длинные ножи и вилки и приготовились разделить индейку между всеми присутствующими.

Дойлю посчастливилось оказаться во главе стола, и он постарался с блеском решить эту задачу, призвав на помощь весь свой опыт рождественских обедов и празднований в честь первых колонистов Массачусетса. Затем он положил в каждую тарелку, в том числе и в тарелку Ролика, по куску индейки. В последнюю очередь взял порцию себе и с жадностью накинулся на еду, запивая индейку охлажденным «Сотерном», который небольшая армия кухонных мальчиков все время подливала во все стаканы, опустевшие хотя бы наполовину. За индейкой последовал ростбиф, жесткий и обуглившийся по краям, но полусырой внутри, а также бесконечный поток горячих булочек с маслом… И бутылки, бутылки… в которых Дойль признал восхитительное сухое, крепкое бордо. На десерт подали сливочный пудинг и херес.

Когда тарелки опустели и сотрапезники откинулись на спинки стульев, многие из них, к зависти Дойля, набили глиняные трубки и умело раскурили их от пламени свечей. Копенгагенский Джек подвинул свой стул к краю подиума и хлопнул в ладоши, привлекая внимание публики.

– Ну, – сказал он, – где Красавчик?

Дверь отворилась, и вошел юноша. Дойль подумал, что это и есть Красавчик, но из-за стола поднялся угрюмый небритый человек и ответил:

– Здесь, сэр.

Юноша, который только что вошел, снял шарф и, пройдя через зал, опустился на ступени подиума.

Капитан кивнул вновь пришедшему и посмотрел на Красавчика, который нервно мял в руках старую кепку.

– Вы были замечены сегодня утром за крайне неблаговидным занятием. Вы прятали пять шиллингов в сточной трубе, Красавчик.

– Замечен кем, сэр?

– Не важно кем. Вы отрицаете, что спрятали деньги?

Красавчик задумался.

– Хм… нет, сэр, – произнес он наконец. – Только я их не прятал от Марко, видите ли. Я опасался, что меня ограбят.

– Тогда почему вы сказали Марко, когда он зашел после обеда, что вы выручили только несколько пенсов?

– Я забыл… об этих шиллингах.

Юноша, присевший на ступеньки, осматривал толпу, словно искал кого-то.

Дойль гадал, кто он такой. Молодой, моложе двадцати, пальто явно с чужого плеча, наверное, бывший владелец пальто умер лет двадцать назад и был несколько крупнее нынешнего.

– Вы не единственный здесь забывчивый человек, Красавчик, – мягко сказал капитан, – кажется, я согласился забыть два подобных проступка за последние несколько месяцев.