Враги народа - [42]

Богуславский и Муралов просили суд поверить искренности их мотивов. Но троцкисты уже показали, что искренности их такая же цена, как и правдивости их. Они отрекаются и каются сегодня, чтобы нагадить на том же месте завтра. Двурушничество стало их второй природой. «Искренность» признаний служит средством прикрытия законспирированных организаций.

«Правда» от 27 января 1937 г.

Л. Ровинский СОДРУЖЕСТВО ШПИОНОВ

В ряду подсудимых Строилов выделяется одной особенностью; он был, не в пример своим собратьям по скамье подсудимых, вначале просто шпион, без троцкистских одежек. Беспартийный инженер Строилов был в 1930 г. в Германии в служебной командировке. Опытный глаз германских разведчиков быстро установил, что есть все возможности выработать из него первоклассного шпиона и диверсанта.

Разведчики не ошиблись в выборе. Две-три беседы со Строиловым, подсунутая ему грязная книжонка Троцкого, плотный завтрак у руководителей германской фирмы, связанной с разведкой, а затем — шантаж. И Строилов продался — стал шпионом, вредителем.

Своим «злым духом» он считает фон-Берга, который беседовал с ним «неизвестно от какой фирмы, а знал все». Этих «злых духов» германской разведки еще много повстречалось на диверсантском пути инженера Строилова.

Допрос Строилова раскрывает картину большой, разветвленной шпионско-вредительской работы немцев в каменноугольной промышленности СССР — и под видом «технической помощи» и посылкой в наши шахты вместо специалистов по добыче угля специалистов по производству взрывов, поджогов и убийств.

Разоблаченный Строилов спокойно, даже как бы академически, перечисляет огромный список совершенных им злодеяний. Здесь и кражи чертежей. И попытки сжечь машинный зал. И заведомо преступная проектировка скреперных лебедок. И удорожание себестоимости угля. И взрывы. И провокационная деятельность среди рабочих. И, разумеется, шпионаж. На всем этом лежит печать и рука германских «специалистов» по шпионажу и диверсии, которых Строилов рекомендовал и поддерживал. Взрыв копра шахты 5–6 готовил немецкий инженер Шебесто, пожары на шахте 7— немец-маркшейдер Отто, вредительские проекты составляли тоже три немца, выдававшие это за «рационализацию».

Дошло до того, что уже сам Строилов в страхе за свою шкуру стал кричать собратьям по шпионажу: перехлестнули! засыпемся! Но германские хозяева нажимали, требовали новых диверсий, новых краж секретных документов, новых взрывов, поджогов и убийств. Бесстрастно сейчас сообщает суду Строилов об одной из диверсий: «получился адский взрыв; несколько детей погибло»— словно речь идет о самых невинных вещах…

Что же связывает этого изменника родины с его нынешними собратьями по скамье подсудимых? Как стал Строилов троцкистом? И что общего у него, например, с Лившицем, которого сегодня же допрашивает Верховный суд, в один день со Строиловым и по одному и тому же делу?

Путь Лившица как будто совсем иной, чем жизненная дорога Строилова. Не в пример Строилову он, Лившиц, — старый, закоренелый троцкистский волк. И сейчас, перед микрофоном суда, он говорит не торопясь, обдумывая каждое слово, чтобы не проговориться, не сказать Верховному суду больше, чем уже есть против него улик, не сказать больше того, что уже скрыть никак невозможно. Вылупив рачьи глаза свои и отпивая воду большими глотками, точно для того, чтобы выиграть секунды на раздумье, показывает Лившиц суду, как приступил он к вредительской работе на транспорте.

Жутью веет от показаний Лившица, которые он словно выцеживает сквозь зубы, грассируя и заикаясь. Партия поверила его раскаянию, отходу от троцкизма и назначила его на ответственный пост начальника Южной железной дороги, затем Северокавказской, потом Курской, а впоследствии заместителем наркома путей сообщения. Но для Лившица и его троцкистских друзей, как для профессионалов предательства, доверие означало лишь возможность больше вредить, воровать, убивать рабочих, готовить террористические акты, устраивать крушения.

Лившиц, руководимый Пятаковым и Серебряковым, стал подбирать троцкистские кадры на транспорте. Троцкистская банда и се хозяева отлично понимали, что железнодорожный транспорт— важнейший нерв страны, и делали попытки перерезать этот нерв то в одном, то в другом месте. Лившиц на Южной дороге не давал вагонов под уголь. Лившиц на Северокавказской дороге срывал налив нефти. Лившиц на каждой дороге, где он был, устраивал крушения поездов. Лившиц в НКПС давал участникам своей шайки на местах задания — побольше крушений! Побольше жертв! Больше ломать паровозов и вагонов! Больше портить путей! Дольше и хуже ремонтировать и строить!

Жертвы? Да, конечно, Лившиц знал о них. На вопрос т. Вышинского он отвечает равнодушно: раз делается крушение — значит, будут жертвы, это я знал… Его это не смущало. Совсем наоборот — злобствующая троцкистская ехидна радовалась человеческим жертвам. Чем больше жертв, тем больше рады будут хозяева. А настоящих хозяев своих он, Лившиц, хорошо знал. Он знал, что служит германским и японским империалистам, и продался им двояко: и через Пятакова — Троцкого и сверх того — через Князева.