Враг за Гималаями - [26]

– Знаю. Был я псом. Правда, лапы сбил и клыки стер.

– Заметно… Проводить тебя?

– Ни-ни. Я сам. – Донцов встал, опираясь на край стола. – Извини, я фамилию твою забыл. Кого спрашивать, если вдруг понадобишься?

– Зачем тебе моя фамилия? Она в памяти не держится и на слух не ложится. Здесь меня все Психом зовут. Так и спрашивай. Позовите, дескать, к телефону Психа.

– Договорились… Только ты забыл мне одну вещь на прощание подарить.

– Бери. Мне этого добра не жалко. – Опер извлек из стола несколько мутных фотографий. – Профиля, извини, нет. Один фас.

– Курносый… – вглядываясь в снимок, задумчиво произнес Донцов. – Сколько, говоришь, ему лет?

– Около сорока.

– Здесь моложе выглядит.

– Фотка старая. С паспорта переснимали. Теперь он, конечно, изменился. Нервная жизнь и неправильное питание на ком хошь скажутся.

…Постояв на крыльце под порывами пронизывающего ветра, съев горсть свежего снега, Донцов дождался, когда приступ дурноты пройдет, и вернулся в дежурку. Там уже суетился Шкурдюк, похожий на ребенка, отбившегося от мамы во время стихийного бедствия.

– Вы не представляете, какой ужас я сейчас пережил, – заговорил он, захлебываясь словами (и откуда только голос взялся). – Вы сами хоть раз заходили в этот… как его…

– Обезьянник, – подсказал Донцов.

– Это место так называется? – еще больше ужаснулся Шкурдюк.

– Нет, официально оно называется изолятором временного содержания. А обезьянник, или гадюшник – это из области устного народного творчества. Касательно вашего вопроса могу пояснить, что в этом малопочтенном заведении я бывал значительно чаще, чем в филармонии. К моему стыду, конечно.

– Это просто кошмар какой-то. Я подумать не мог, что в нашем городе имеется столько лиц с антиобщественным поведением. Эти ужасные вольеры, предназначенные скорее для диких зверей, набиты битком. Причем не только мужчинами, но и женщинами… Я исполнил свой гражданский долг, подписал все, что было положено, а в результате меня еще и оскорбили!

– Кто, милиция?

– Если бы! Юная девушка ангельской внешности. Сначала она выражалась нецензурными словами, а потом задрала юбку и показала мне задницу. Ее подруги плевали в мою сторону. Мужчина весьма приличного вида обозвал ссученным босяком, ментовской совой и обещал пощекотать пером… Кстати, как это следует понимать?

– Зарежут, – хладнокровно пояснил Донцов.

– Вы считаете, что это серьезно? – Голос у Шкурдюка опять осип и, похоже, надолго.

– Вполне. Такие люди слов на ветер не бросают.

– Как же мне быть?

– Лучше всего изменить внешность. Иногда это помогает…

Глава 6 Рожденный под знаком Нептуна

Удача стала обходить Донцова уже довольно давно, сразу после разрыва с семьей. Любой суеверный человек (а Донцов, несомненно, принадлежал к их числу) счел бы данное обстоятельство неминуемой расплатой за прежние грехи, но тогда напрашивался вполне естественный вопрос: а почему эта самая расплата ждала столько лет?

Неужели дело только в том, что человек, привыкший бежать по жизни вприпрыжку, под гром аплодисментов и звуки фанфар, уязвим в гораздо большей степени, чем тот, кого злодейка-судьба заранее протащила по всем своим жерновам и молотилкам?

Как бы то ни было, но под прежним беззаботным и благополучным существованием Донцова была подведена жирная черта.

Работа уже не привлекала его, как прежде. Из бульдога, славившегося неутомимостью и мертвой хваткой, он постепенно превратился в безвредного пуделя, гоняющего дичь только для виду. Новая должность, к которой он так стремился, и которая должна была дать всей его жизни некий совершенно иной, свежий импульс, в действительности оказалась унылой рутиной, а дела, попадавшие в его руки, изначально не имели решения, совсем как знаменитый пасьянс «дырка от бублика», ставший причиной душевной болезни многих русских интеллигентов.

Дальше – больше. Удача так и не возвращалась, и это еще можно было как-то стерпеть, но стала вдруг наведываться ее антитеза – неудача, коварное и необоримое чудовище, до поры до времени приберегающее свои когти, но ловко ставящее подножки.

Адвокаты жены навязали Донцову долгий и мучительный имущественный спор, в результате которого он оказался на окраине города, в однокомнатной малосемейке, без машины и без библиотеки.

Любимый пес – рыжий, ласковый и наивный зверь – покрылся струпьями, облез, перестал принимать пищу, а потом вообще сгинул где-то.

За последние полгода Донцов не сумел передать в суд ни единого дела, вследствие чего прослыл волокитчиком и растяпой.

В довершение всего пошатнулось здоровье. Все время хотелось прилечь, в крайнем случае – присесть. По утрам донимала тошнота. Мышцы утратили силу, сухожилия – упругость, голова – ясность. Восхождение на пятый этаж превратилось в проблему. Престало тянуть к женщинам, потом – к водке, а в конце концов – и к закуске.

Когда пришло время очередной диспансеризации, проводившейся в их ведомстве через два года на третий, Донцов, до того манкировавший подобными мероприятиями, впервые честно сдал все анализы и без утайки поведал врачам о своем самочувствии.

Анализы были плохие, это он понимал и сам (работа в следствии многому может научить), но что является причиной пожара, сжигающего изнутри его организм, не смог определить ни хирург, ни терапевт, ни, тем более, эндокринолог.