Враг Шарпа - [2]

8 декабря 1812 года. Появились англичане.

Они не были первыми: женщины начали прибывать в деревню еще до рассвета, некоторые прошли по двадцать и более миль – кто-то из Португалии, но большинство из таких же затерянных в горах деревушек, как Адрадос. Потом появились два английских офицера, и с ними девушка. Офицеры, громко переговариваясь, помогли девушке спуститься с лошади у монастырских ворот и поскакали в трактир засвидетельствовать свое почтение коменданту-испанцу за кружечкой-другой терпкого местного вина. Настроение в трактире было приподнятым: мужчины знали, что многие женщины молятся о детях, – а значит, скоро придется помочь Божьей матери воплотить молитвы в жизнь.

Другие британские солдаты появились с востока, что было несколько странно: британских солдат на востоке не должно было быть. Впрочем, никто не встревожился: британцев в Адрадосе не видали, но селяне слышали, что эти нечестивцы почтительно относятся к истинной вере. Их генерал приказал проявлять уважение и снимать шляпы, когда священник несет Святые Дары к ложу умирающего, – и это правильно. Но эти английские солдаты не походили на испанский гарнизон: их красные мундиры были неопрятными и изодранными, а лица – грубыми и жестокими.

Около сотни их остались ждать у восточной околицы, рассевшись у придорожного корыта, из которого поили скот, и покуривая короткие глиняные трубки. Другая сотня, возглавляемая толстяком в расшитом золотом красном мундире, двинулась через селение. Испанский солдат, направлявшийся из замка к трактиру, отсалютовал полковнику и страшно удивился, когда английский офицер, иронично поклонившись в ответ, улыбнулся ему, показав практически беззубый рот.

Должно быть, испанец шепнул что-то двум британским офицерам в трактире, поскольку они выскочили на дорогу, даже не застегнув мундиров, но успев лишь увидеть последние шеренги направляющейся к монастырю колонны. Один из офицеров нахмурился:

– Вы, черт возьми, кто?

Солдат, к которому он обратился, ухмыльнулся:

– Смизерс, сэр.

Глаза капитана метнулись вслед уходящей колонне:

– Какой батальон?

– Третий, сэр.

– Какой чертов полк, тупица?

– Полковник вам все расскажет, сэр, – Смизерс остановился посреди улицы и сложил руки рупором: – Полковник!

Толстяк развернул коня, помедлил, затем направился к трактиру. Два капитана одернули мундиры и отсалютовали.

Полковник осадил коня. Должно быть, когда-то он служил на Лихорадочных островах[3]: кожа пожелтела, как старый пергамент. Лицо под двууголкой с кистями часто дергалось от непроизвольного спазма, взгляд поразительно голубых глаз был недружелюбным.

– Застегните свои чертовы мундиры.

Капитаны поставили на землю кружки с вином, застегнули мундиры и подтянули пояса. Один, пухлый молодой человек, нахмурился, потому что полковник прикрикнул на них перед ухмыляющимися рядовыми.

Полковник подал коня на пару шагов в сторону пары капитанов:

– Что вы здесь делаете?

– Здесь, сэр? – более худой и высокий капитан улыбнулся. – Просто приехали, сэр.

– Просто приехали, да? – лицо снова дернулось. У полковника была странно длинная шея, которую он скрывал под шарфом, затянутым под самое горло. – Только вы вдвоем?

– Да, сэр.

– И леди Фартингдейл, сэр, – добавил пухлый.

– И леди Фартингдейл, да? – передразнил полковник громкий голос капитана, потом вдруг заорал: – Вы – чертов позор для армии, вот вы кто! Ненавижу! Чрево Христово, как же я вас ненавижу!

На улице, освещенной зимним солнцем, вдруг воцарилась тишина. Солдаты, столпившиеся по сторонам коня полковника, ухмылялись, глядя на двух капитанов.

Высокий аккуратно стер слюну полковника, брызнувшую на его красный мундир:

– Я протестую, сэр!

– Протестуешь? Да ты отвратителен до тошноты! Смизерс!

– Полковник?

– Пристрели его!

Пухлый капитан усмехнулся, как будто услышал хорошую шутку, но второй, высокий, вскинул руку вверх и вздрогнул: Смизерс, ухмыляясь, поднял свой мушкет и выстрелил. Полковник тут же выхватил богато украшенный пистолет и выстрелил в голову пухлому. По улице раскатилось эхо, два облачка дыма поплыли над упавшими телами, а полковник, привстав в стременах, только расхохотался:

– Пора, ребята, пора!

Сперва они очистили трактир, переступая через трупы и забрызгав кровью притолоку. В здании затрещали мушкеты, байонеты[4] находили людей, спрятавшихся по углам. Полковник махнул рукой, давая сигнал той сотне, что ждала за восточной околицей. Он не хотел начинать так скоро, лучше было бы завести хотя бы половину людей в монастырь, но из-за этих чертовых капитанишек пришлось поторопиться. Полковник орал, ярился; наконец половина его людей двинулась к большому квадратному зданию с белеными стенами – монастырю.

Женщины, находившиеся внутри, не слышали выстрелов в пяти сотнях ярдов[5] к востоку. Женщины сгрудились в верхнем клуатре, ожидая своей очереди вползти на коленях в часовню. Они поняли, что война со всеми ее ужасами все-таки пришла в Адрадос, когда воротах появились люди в красных мундирах, выставившие вперед байонеты. Раздались первые вопли.

Одни красномундирники по очереди зачищали все крестьянские дома, другие мощным потоком ринулись через долину к замку. Испанский гарнизон пьянствовал в деревне, лишь горстка солдат осталась на своих постах. Они считали, что британские мундиры принадлежат союзной армии и надеялись, что солдаты смогут объяснить им, что за шум слышится в деревне. Испанцы, видя, что британцы уже перебираются через руины давно рухнувшей восточной стены замка, спрашивали, что происходит. Потом раздался мушкетный залп, в ход пошли байонеты, и гарнизон погиб на древних стенах. Один лейтенант убил двух красномундирников: он сражался умело и яростно, отбросив атакующих, а потом перепрыгнул через осыпавшуюся стену и побежал через колючие кусты к дозорной башне, возвышавшейся на восточном холме. Он надеялся найти там своих, но умер в терновнике, подстреленный из засады. Испанский лейтенант так и не узнал, что захватившие дозорную башню были одеты не в британские красные мундиры, а во французские синие. Тело его рухнуло в кусты, разбросав старые вороньи кости, обглоданные лисой.