Враг престола - [16]

— Муаз’аммаль, — поправил его Эдуард.

— Точно. Вот эти и дарят всякое. А я что? Отказываться, что ли?

Эдуард не хотел, чтобы его считали тем, про кого рассказывал ему К'Халим. Не хотел, чтобы пустынники слепо верили в него, как верили в Наследие люди королевства. Он был всего лишь человек, такой же, как они. Однако приходилось признать, что сейчас это было на руку. С такой репутацией ему легче будет склонить наибов на свою сторону.

— А что девушка?

— Всё там же она, — ответил Ярви, уничтожая один финик за другим. — Сидит.

С тех пор как он одержал верх над О’Кейлом и племя снялось с места, отправившись на восток, в сторону оазиса, места великого хурала, прошла уже почти неделя. Всё это время дочь вождя смиренно следовала за Эдуардом, ожидая его внимания. В дороге её верблюд неизменно шёл рядом, а когда они останавливались на стоянку, девушка просто сидела у шатра, не смея войти. Даже сейчас, когда ветер и песок, казалось, хотели сорвать плоть с костей, она была там, снаружи.

«Гайде», — вспомнил Эдуард имя, которое назвал ему К'Халим.

Сможет ли он смотреть ей в глаза после того, что сделал? Пускай у него и не было особого выбора, ведь это О’Кейл бросил ему вызов, но именно меч Эдуарда лишил её отца руки и положения.

О'Кейл пал, Эдуард возвысился. Таков был суровый закон пустыни. Закон, по которому жили эти люди. И хотя старик сохранил свою жизнь, Эдуард всё равно чувствовал себя виноватым, ведь именно он вызвал гнев вождя. Пускай сам юноша и не хотел этого.

— Деваха–то видная, — усмехнулся Ярви, игриво подмигнув своему товарищу по каторге. — И чего ты её мучаешь…

Гайде… Сколь похожа была она на его мать! Просто невероятное сходство. Когда Эдуард увидел её первый раз, он думал, что его сердце остановится. Так прекрасна была эта девушка. Даже больше. Волшебна!

Почему же теперь Эдуард сторонился её? Он боялся. Боялся, что она может затмить его разум, усыпить волю, поколебать решимость. Новое, неожиданное испытание, которое послала ему судьба. Его отец любил говорить: золото испытывают огнём, женщину золотом, а мужчину — женщиной.

— Можешь позвать ко мне К'Халима?

— Чего это я? — недовольно спросил Ярви. — Ты видел, что там, на улице творится?

Эдуард пристально посмотрел на него — и едва ли не впервые взгляд этот подействовал на разбойника.

— Ладно, — нехотя согласился Ярви, вновь натягивая плащ, — но, если он снова полезет в драку, я его прикончу. Так и знай.

Эдуарду хотелось обсудить с К’Халимом предстоящее событие. Теперь, когда О'Кейл был побеждён, кочевник стал новым наибом племени. Хотя у пустынников и не было обычая наследования титула, никто не посмел оспорить желание сына О’Кейла возглавить их. Он уже давно заслужил их уважение, как сильный и мудрый воин.

Вряд ли К'Халим хотел этого изначально. Он не производил впечатления человека, стремящегося к власти. Просто никого более достойного, чем он, в племени не нашлось.

Бормоча под нос страшные ругательства, Ярви вновь исчез в клубах встревоженного песка. При этом ветер чуть не опрокинул его на землю. Похоже, буря и не собиралась стихать.

— Проклятье! — выпалил Эдуард и поднялся, направившись к выходу.

Откинув в сторону полог шатра, он сразу почувствовал, как сотни песчинок ударили в не защищённую одеждой кожу. Ярви не соврал. Занесённая песком почти по пояс, Гайде действительно сидела здесь. Недвижимая, как статуя.

— Войди! — произнёс Эдуард, стараясь перекричать бурю, но девушка не шелохнулась.

Глядя прямо перед собой, Гайде даже не повернула к нему головы. На мгновение Эдуарду показалось, что она умерла или, по крайней мере, лишилась чувств.

— Гайде! — вновь позвал он, и на этот раз она вздрогнула, услышав собственное имя.

К Эдуарду обратились большие тёмные глаза, блестящие между складками платка, защищающего голову девушки от жалящей бури. Она словно очнулась от какого–то забытья, как будто дух её был призван оттуда звуком его голоса.

— Войди же, — устало повторил Эдуард, щурясь от песка, летящего в лицо.

Осознав, что от неё требуется, девушка проворно юркнула в шатёр, и Эдуард закрыл за ней плотную ткань, отделяющую неистовство пустыни от уюта походного жилища.

— Что будет угодно господину? — спросила она с готовностью, усевшись на циновку посреди шатра.

Пока Эдуард возился на входе, Гайде сняла с головы платок, и теперь её чарующее, смуглое лицо вновь предстало перед ним во всей красе. Оно притягивало взгляд юноши, как притягивает вода зверей на водопое. Второй раз в жизни он посмотрел в её глаза и снова почувствовал это странное тепло, разливающееся в груди. Ощущал, как кровь приливает к голове, как удары сердца гулко отдаются в ушах, а лицо предательски краснеет. Самим своим видом, своим присутствием она околдовывала его.

Эдуарду тут же вспомнилась страшная темнота каторжных тоннелей. Она возникла в памяти, потому что перед ним было нечто противоположное. Существо из света.

— Я не твой господин, — сказал он, чтобы хоть что–то сказать, — не зови меня так. Ты свободный человек, и я не твой сюзерен.

Эдуард тут же вспомнил, что говорил ему К’Халим. Гайде предложила свою жизнь в обмен на жизнь отца. О’Кейл не был убит, а значит, жизнь девушки отныне принадлежала Эдуарду. Таков был закон пустыни.