Враг государства - [36]

В длинной фразе Вольский попытался вывести формулу взаимного доверия, которого по определению быть не могло. Запудрив арабам мозги, наемник обманул их по меньшей мере два раза. Первая ложь заключалась в том, что тайно продать отделенную от ракеты ядерную боеголовку было бы так же нелегко, как добраться до нее, вывезти из страны и подорвать ядерный заряд. Второй раз Вольский обманул партнеров, заикнувшись о перенацеливании ракеты. Он понимал, что сделать этого не сможет, даже если возьмет в заложники еще с десяток пенсионеров-ракетчиков. Корректировка и расчет нового полетного курса системы наведения баллистической ракеты ему не по зубам.

По обычно и привычке Вольский брал Ашрафа на пушку.

– Есть и другая причина, которая заставит меня действовать в рамках договоренностей, – приоткрыл карты Вольский.

– У вас есть родственники, которых до окончания акции мы можем пригласить к себе в гости? – хитро прищурился Насер, пытаясь угадать неназванную причину.

– Глупости! – пресек вредные домыслы Вольский. – У меня нет семьи. А заложники столько не стоят. Двадцать миллионов – слишком большая, астрономическая сумма. Для меня, конечно. Их не истратить за всю жизнь. И если кто-то предложит мне больше – это не будет иметь решающего значения: какая разница – одна бесконечность или две! К тому же за головы многих ваших вождей дают гораздо больше.

Однако кое о чем Вольский умолчал. Имелась еще одна неназванная причина, по которой он брался за акцию. Личная обида – вот главный двигатель. Не на человека, не на организацию, а на государство в лице правительства – бывшего или нынешнего. История давняя, но до сих пор ноет, как больной зуб.

В девяносто третьем Вольский служил недалеко от Москвы, и когда в дни тяжкого противостояния по радио и телевидению передали призыв идти на защиту молодой демократии и Белого дома, его друг понял это буквально. С несколькими верными долгу ребятами они заглянули в оружейную комнату, взяли оружие и, не прячась, как дезертиры, оставили часть. Своим ходом – на двух личных «Жигулях» ребята поехали в столицу. Вольский тоже бы поехал, да в карауле был, не смог.

Но их патриотический порыв был обречен на неудачу с самого начала, потому что их предали. Те, кто хлопал им в ладоши, открывая оружейную пирамиду, провожали до КПП и кричали о СВОБОДЕ, вернувшись в штаб, тут же позвонили в Москву и подленько так, исподтишка, сообщили о десятке вооруженных дезертиров, рвущихся в столицу.

В тринадцати километрах от МКАД защитников демократии поджидал пикет милиции, получившей приказ остановить военных любой ценой.

Цена предательства могла быть только одна – жизнь.

Тяжело пыхтя, на дорогу выполз зеленый БТР и перегородил трассу. Вдоль обочины залегли автрматчики. Десантники не хотели стрелять по своим и, остановившись перед препятствием, сказали об этом милиции. Но те не пошли на компромисс и, не дослушав, открыли огонь. Может, ошиблись, может, спьяну. Тогда все такие были.

Основной удар приняла на себя головная машина, в которой находился командир. Ее встретили автоматным ливнем. Старенький «жигуль» вместе с пассажирами в защитном камуфляже был разорван вдрызг. Из покореженной, загоревшейся легковушки вываливались его друзья, а укрывшиеся по ту сторону БТРа добивали их прицельным огнем.

Словно дремавший долгое время вулкан, на трассе федерального значения вспыхнула скоротечная «горячая точка».

Вторая машина, в которой находился и друг Вольского, не стала прорываться в Москву, а повернула назад. Но уйти парням не дали, расстреляв и их. Хоронили ребят по-тихому, без положенных воинских почестей, словно предателей. Один только выжил, чтобы пройти через долгие разбирательства: прокуроры, следователи, холодные камеры, суды офицерской чести… И никакие ссылки на прозвучавший по радио призыв известного политика не смогли облегчить участь выполнявших свой долг офицеров. По понятиям – страна их кинула.

Порой трудно разобраться: кто герой, а кто предатель. И не многим хочется. Виновными оказались стрелочники, понявшие призыв правителей слишком буквально.

Но застарелая обида жгла Вольского всю последующую жизнь, то забрасывая в горячие точки, то, как кита, выбрасывая на берег криминала…

– Вы склонны к философии, – вполне дружелюбно улыбнулся Ашраф. – Хотя на самом деле двадцать миллионов – не такие большие деньги, как думается. – Доводы русского его убедили. – Операция будет носить название «Ажаза-е-улла» – «Кара Аллаха» или «Божье наказание». О ее сути будут знать лишь несколько человек на земле.

– Они входят в это число?

Вольский кивнул на запертую дверь, за которой прятался Зураб с охранниками. Ашраф понял его беспокойство.

– В деталях – нет! Но в пределах собственного воображения и информированности они могут гадать о причинах нашего интереса к шахте. Вы можете сказать им, например, что хотите украсть ядерную боеголовку. Им этого будет достаточно, – сказал Ашраф. – Московский джамаат будет охранять вас и при необходимости помогать.

– Охранять или следить? – уточнил Вольский и, вдруг повернув голову, заметил в углу прикрытый вещами, нацеленный на него объектив видеокамеры. Ее выдала слабо светящаяся красная точка. Камера «брала» все помещение, и Вольский предположил, что съемка производится дляотчета перед САМИМ. Так и было. Позже ОН несколько раз просмотрит запись и не найдет в поведении русского «чего настораживающего.