Врачи - [12]

Пять лет спустя я оказался на студенческой свадьбе на одном из факультетов Йеля, где честно служил преподобный мистер Коффин. Несмотря на то что город невелик, наши пути не пересекались после его выздоровления. На приеме я отошел с ним в угол зала и поинтересовался, что, по его мнению, произошло в тот драматический вечер и чем можно объяснить его внезапное и, по-моему, почти противоестественное исцеление. Ожидая услышать какую-то глубоко личную историю о религиозном озарении, я был совершенно не готов к его ответу. «Я поправился, – сказал он с абсолютной уверенностью, – для Биззозеро». Может я ослышался? Он сказал «Вельзевул»? Возможно ли, что главный священник Йеля, действительно считал, что в лихорадочном порыве он заключил контракт с дьяволом, чтобы не проводить несколько опасных часов со мной в операционной? Как последователь школы Гиппократа, я не очень-то верю в мистическое провидение, и, насколько мне известно, здоровый Уильям Коффин был абсолютно рациональным человеком, поэтому я решил, что ошибся. Приложив ладонь ракушкой к уху для захвата звуковых волн, рассеивающихся в шумной комнате, я почти крикнул, не обращая внимания на грамматику: «Для кого?» На этот раз я совершенно отчетливо услышал имя Биззозеро.

Кто был этот вдохновитель, этот махатма Биззозеро, сумевший настолько активизировать природные силы капеллана, что они позволили ему изгнать смертельный гумор из охваченного лихорадкой тела? В те времена вошли в моду разнообразные гуру, и в моем сознании пронеслась мысль, что, вероятно, то, что я услышал, была нестандартная личная манера Коффина произносить какой-то индуистский титул. Затем я вспомнил. Биззозеро – никакой не гуру, а интерн, хорошо подготовленный, талантливый и чрезвычайно сострадательный молодой человек, который проводил бесчисленные часы у постели своего пациента, корректируя и титруя терапевтическую модальность, меняя другие по мере необходимости, короче говоря, делая все, на что способен преданный врач, чтобы вывести своего пациента из долины теней. Большинство вечеров, когда лихорадка немного утихала, они вели долгие разговоры: эмбрион врача и его смертельно больной подопечный. Со временем эти беседы и тщательная забота доктора Биззозеро (и его внимание) начали заполнять грудь Билла Коффина лекарством, необходимым ему больше всего, – светом осознания того, что, по крайней мере, один из его медицинских консультантов искренне стремится восстановить здоровье человека, и не просто излечить интересное заболевание, которое случайно поселилось в чьем-то теле. По отношению к врачу, который вложил в процесс исцеления так много души, было бы просто несправедливо умереть. Джо Биззозеро совершил чудо там, где остальные потерпели поражение. Он смог это сделать, потому что знал лучше, чем его учителя, что значит быть целителем. Поэтому его абсолютно здоровый пациент тогда сказал мне в тот праздничный вечер: «Я сделал это для Биззозеро, я не мог его подвести».

Брак, благодаря которому я случайно снова встретился с Биллом Коффином, продлился всего несколько лет. Истина, которую я узнал на том приеме, останется со мной навсегда. Врачи, практиковавшие систему Гиппократа, понимали вещи, которые мы только теперь, тысячелетие спустя, начали изучать и структурировать. После ста лет анализа отдельных причин, объясняющих отдельные болезни, даже лабораторные исследования начинают подтверждать новые интерпретации ранее неизвестных факторов. Мы стремимся доказать, что одного пневмококка недостаточно, чтобы вызвать пневмонию, а для рака легких нужно что-то еще, кроме сигарет. Когда мы научимся формулировать правильные вопросы, ответы на них будут найдены в природе патологии, поскольку для того, чтобы болезнь началась, требуется наличие не одного, а многих условий. Большинство глав этой книги посвящены истории медицинских исследований, направленных на совершенствование диагностики и лечения, а также на борьбу с причинами распространения невежества в медицине. Глава, которая еще не написана, расскажет о следующем шаге. В ней будет сформулирована концепция, которую медики-философы называют новой парадигмой. В соответствии с ней болезнь представляется комбинацией нарушенных функций, и весьма вероятно, что некоторые из них будут обнаружены в человеческом разуме.

Таким образом, сейчас, в начале двадцать первого века, мы, похоже, готовимся к следующей фазе давней борьбы между книдискими и косскими врачами, фазе сближения, в которой две системы могут оказаться вполне совместимыми. В обеспечении сохранения здоровья и излечения болезней веками противоборствующие концепции дополняют друг друга. Чем выше уровень развития медицины, тем меньше вопросов для споров. Пациент в целом и каждая его клетка только выиграют от этого.

Врачи, которых осуждали за то, что они не уделяют эмоциональным потребностям своих пациентов достаточного внимания, могут найти себе оправдание в том, что такое обвинение предъявляли их коллегам-медикам со времен Гиппократа. Возможно, профессиональная беспристрастность особенно характерна для технологической эры, в которой мы сегодня живем, но невозмутимость врачей обсуждалась в окрестностях острова Кос так же часто, как в кондоминиумах Нью-Йорка. Именно за акцент на прогнозировании критиковали греческих врачей. Оглядываясь на прошлое, некоторые наши современники – как правило, не медики, а историки – считают Гиппократа немногим более, чем наблюдателем и секретарем, фиксирующим течение природных процессов. Критики подобной точки зрения утверждают, что он был больше заинтересован в дальнейшем развитии болезни, а не в выздоровлении пациента. Иначе говоря, подразумевается бессердечное отношение врача к страданиям больного. Не существует никаких подтверждений таким обвинениям. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно прочитать главные трактаты корпуса и хотя бы поверхностно познакомиться со знаменитой клятвой Гиппократа.