Врачеватель. Олигархическая сказка - [65]

– Смотри, как бы ты на своей не пересидел, – иронично парировала она.

– Нет, мать, теперь я этим креслицем дорожу как никогда. Если хочешь творить добро, то оно должно быть рентабельным, иначе, сама знаешь, куда благими намерениями вымощена дорога.

Нина не ответила. Затем, затушив очередную сигарету, неожиданно спросила:

– А все-таки, почему же ты, паразит, так ни разу и не предложил мне руку и сердце?

– Все потому, что «тогда наши судьбы сложились бы совсем по-иному».

– Что хочешь сказать: за меня боялся? – улыбнулась она.

– Если честно, то за тебя я боялся всегда, ибо «всегда тебя любил, но и всегда я был любим тобою». Это, Нинка, все она – судьба-злодейка.

– Ладно, трепло худое, может, у меня останешься?

– Нет, поеду.

Уже в прихожей у порога Нина крепко обняла его:

– Знаю, что простил меня. Только теперь ничего не изменить. Прежних отношений уже не вернешь. Я предала тебя, и это всегда будет стоять между нами. Но ты не думай, Пашка, я сделаю все, как ты скажешь.

– Сегодня я тебе уже все сказал и буду терпеливо ждать, когда ты выкинешь всю эту трихамудию из головы. Но только чем скорее, тем лучше. И для дела, и для нас с тобой. Поняла?

Поцеловав Нину Сергеевну, будто перекрестив, сначала в лоб, затем, едва коснувшись губ, затем в подрагивающие веки, Остроголов, открыв дверь, вышел за порог.

Пал Палыч вспомнил, как на следующее утро проснулся часа на три позже обычного. По обыкновению принял холодный душ, как уже нечто прочно вошедшее в привычку и, надев строгий дорогой костюм, бодро спустился по лестнице с третьего этажа, в результате оказавшись на кухне.

Слегка хлопнув по плечу сидящего к нему спиной Григория, – от чего тот вздрогнул от неожиданности – весело и беззаботно произнес: «Здорово, Гриня!»

– Палыч, ну ты чего, заикой хочешь сделать?.. Здорово.

– Тебя? Заикой? Да никогда! Скорее сам заикаться стану. Григорий Алексеевич, ну будь снисходительным, прости дурака… О, утро доброе, сударыня! – расплывшись в широкой улыбке, обратился он к Жене, хлопотавшей возле плиты.

– Здравствуйте, Пал Палыч, – в тон настроению хозяина ответила Женя, сотворив легкий реверанс.

– А скажите, сударыня, что у нас сегодня по утрянке жрать дают?

– Любимую вами, сударь, яичницу с беконом. Я как чувствовала, что вот-вот нарисуетесь. Осталось только на сковороду. И кофеек с молочком. Но, прошу заметить, без сладенького.

– Браво, сударыня! Надеюсь, яйца на троих?

– Увы, сегодня почревоугодничаете без меня, – отказала ему Женя, доброжелательно улыбнувшись, при этом укладывая тонкие ломтики бекона на сковороду. – Зато я с радостью понаблюдаю за жующими и глотающими.

– А кофеек?.. – развел руками Пал Палыч.

– А вот кофеек я с вами попью.

– Ну и на том спасибо. – Остроголов, словно впервые оказавшись на кухне, вертел головой по сторонам, пока его блуждающий взгляд не остановился. В освобожденном от шкафов углу и, соответственно, от находившейся в них кухонной утвари, на новых привинченных изящных полочках стояли две иконы с изображением Иисуса Христа и Божьей Матери. Иконы старые и, судя по всему, дорогие.

Проследив за взглядом Пал Палыча, что впрочем не мешало Жене готовить завтрак, – она как бы невзначай заметила:

– Это Ларисы Дмитриевны идея. И, по-моему, очень правильная. Этот «полигон» сразу стал каким-то теплым и уютным.

– Представляешь, Палыч, – вмешался в разговор Григорий, – выяснилось, что в доме дрели-то, оказывается, и нету. Весь гараж облазил. Пришлось на рынок ехать.

– А почему не в магазин? – глядя на иконы, отрешенно спросил Пал Палыч.

– Там вроде дешевле. Наценка меньше.

– А еще Григорий Алексеевич, – добавила Женя, – повесил иконы в столовой. Вы не видели?

– Ой, дорогие мои, – задумчиво произнес Остроголов, – что я вижу, кроме собственного носа? Права ты, Женечка, права: дом без икон – это что-то совсем иное.

Завтрак был уже на столе, и две трети из присутствовавших поглощали его с завидным аппетитом. Одна треть, как и обещала, спокойно попивая кофе, не без интереса наблюдала за усердно жующими и глотающими.

– Женечка, – попытался выговорить Пал Палыч, смакуя, как ему казалось, совершеннейший деликатес, – скажи, ну как можно из обычных яиц сотворить произведение искусства?

– Да, Палыч, – вторил ему сотрапезник, – Женя у нас, что ни говори, кудесница.

– Так кто бы спорил, Гриша, – согласился Остроголов. – Вот если бы мне сейчас не за руль, клянусь, Женечка, махнул бы стопочку-другую за твой кулинарный гений.

– Палыч, я безработный? – перестав жевать, спросил Григорий.

– Ты это о чем? О, Господи!.. – махнул рукой Пал Палыч. – Григорий Алексеевич, уж кто-кто, но только не ты. Что мы без тебя делать будем? С голоду помирать, что ли? Семья-то теперь большая, а, значит, затариваться придется основательно. Мы же это, по-моему, позавчера за ужином обсуждали. Кстати, ты же первый эту точку зрения с пеной у рта и отстаивал. Не помнишь?

Григорий молчал, усердно потирая висок.

– Гриш, – не отставал Пал Палыч, – лучше вот что сделай: поезжай прямо сейчас на авторынок или в салон… Ну тебе видней. Купи какой-нибудь «Фольксваген» – микроавтобус. Закрытый. И с «энтава» момента плавно и органично перетекаешь под неусыпное Женино око. А также – что тебя должно особо радовать – в полномасштабные объятия Серафимы Яковлевны.