Врачебные тайны. 26 вдохновляющих медицинских случаев, которые заставляют поверить в чудо - [57]

— Я рада, что не послушала их, — сказала она мне. — Хирургия была единственной вещью, которую я действительно любила, но они были правы насчет ординатуры. Это было трудно, и весь хирургический менталитет заключался в одной фразе: «Ты не плачешь». И это закалило меня, я стала жесткой, как тефлон. Однако бывали и времена, когда мне не удавалось быть стойкой и я была на грани срыва, готовая все бросить.

Наоми рассказала, как ухаживала за шестнадцатилетним мальчиком, которого доставили из чикагского гетто с простреленной бедренной артерией. Она заботилась о нем в течение трех месяцев, прошла с ним период реабилитации, начала понимать сложности, с которыми ему пришлось столкнуться. И она очень любила его. И затем, в день выписки из больницы, член конкурирующей банды прострелил ему голову, и он умер. Услышав эту новость, Наоми не выдержала и зарыдала.

Детство доктора Сигалове было не менее сложным. Она выросла на территории нынешней Трансильвании в Румынии и взрослела во время «холодной войны». Тогда ее родители отказались вступить в Коммунистическую партию.

— Многие люди в нашем районе просто исчезли и больше никогда не появлялись, и было много «самоубийств», когда люди таинственным образом падали с крыш.

Всякий раз, когда отец опаздывал с работы, она боялась, что больше никогда его не увидит. Ее родители мечтали приехать в страну Статуи Свободы, но им не разрешили покинуть Румынию. Однажды им удалось получить визу в Венгрию, но пришлось оставить Наоми и ее младшую сестру в качестве страховки. Из Венгрии им удалось бежать в Австрию, а оттуда в Соединенные Штаты. Доктор Сигалове узнала о побеге, когда бабушка втайне приехала к ней домой на грузовике, упаковала все, что у них было, и перевезла детей в город, где их никто не знал. Это было очень опасное время, и обе сестры были ужасно напуганы. Тайная полиция вскоре нашла их новое место, и одетые в черное агенты теперь сопровождали Наоми в школу и обратно, «прямо как в кино».

После мрачного года неопределенности Соединенные Штаты подписали документ о предоставлении Румынии кредита. Одно из условий требовало, чтобы все дети, оставшиеся в стране, были освобождены. Теперь и Наоми наконец увидела Статую Свободы. Однако на этом проблемы не закончились. В средней школе она была иностранкой, которая не говорила по-английски. У нее было всего два наряда и даже не было лифчика, поэтому ее дразнили и называли коммунисткой. С непоколебимой решимостью она снова преодолела невзгоды и к старшей школе была лучшей в классе.

В конце концов доктор Сигалове вернулась в Трансильванию, но потребовалось тридцать лет, чтобы преодолеть страх, что она снова окажется в ловушке. Я спросил, что бы она хотела, чтобы другие знали о ней, и она ответила: «Я ценю независимость и свободу, и мне нравится заботиться о людях. Одна из лучших возможностей, которые есть у врачей, заключается в том, что всегда есть шанс поступать правильно».

И доктор Наоми именно так и поступает.

Все, что написано в этой книге, — правда. Потребовалось три года и более двухсот интервью с врачами, чтобы собрать серию историй, которые я смог сюда включить только по определенным причинам: они должны были либо довести меня до слез, либо вызвать мурашки по коже. И я бы хотел рассказать вам, как были написаны все эти рассказы, чтобы у вас не возникло никаких сомнений в их подлинности.

Некоторые врачи сами приходили ко мне, но многие истории я нашел сам, расспрашивая знакомых. Большинство медиков были из моей клиники, центральной больницы Ду-Пейджа в Уинфилде, Иллинойс, которая теперь носит название Северо-Западной больницы после слияния с Северо-Западным университетом в Чикаго. Я работал с большинством из этих докторов, а с некоторыми — больше тридцати лет.

Когда обращался к докторам с просьбой, я задавал им вопрос, есть ли у них истории, которые нельзя объяснить с научной точки зрения. Быстро поняв, что большинство из них не понимали вопроса, поэтому я делился с ними рассказами, которые к тому моменту уже собрал. И когда история вызывала у нас обоих очень сильные эмоции, становилось понятно: они знают, о чем я спрашиваю. Некоторые говорили, что с ними никогда не случалось ничего необычного и чудесного, но обещали подумать об этом. Я так и не получил ответа ни от одного из этих врачей. Интересно, что доктора, у которых были такие истории, сразу же вспоминали их. Некоторые поначалу не решались их рассказать, но, когда я делился своими, все же открывались мне.

Самые трогательные впечатления часто можно было услышать в комнате отдыха врачей больницы, где есть бесплатная еда и кофе. (Интересно, а полный желудок тут сыграл роль?) Если я узнавал какую-нибудь потенциально интересную историю, то обычно старался получить самую базовую информацию, а затем спрашивал номер телефона и либо позже в тот же вечер, либо вечером на той же неделе звонил непосредственно врачу. Я вооружался несколькими листами бумаги и четырьмя заточенными карандашами. Врачи — очень занятые люди. Не было ничего удивительного, если я не мог дозвониться несколько дней. Иногда на это уходили недели. И чаще всего мне удавалось связаться с медиками именно в вечернее время. И когда я заранее об этом договорился.