Впереди вражеский берег - [9]

Внезапно открылась дверь, и вошел Чифи.

«Все самолеты готовы к пробному полету».

«О'кей», — сказал Оскар и шлепнул ладонью по столу.

Старший сержант Лэнгфорд козырнул и вышел. Он был отличным парнем, этот Лэнгфорд. Он отвечал за техническое состояние самолетов звена. Уже несколько лет он появлялся с неизменным докладом, что самолеты готовы, и я не сомневаюсь, что и сегодня он делает то же самое.

Я мог бы написать очень много о нашем наземном персонале. Это были прекрасные люди, которые отдавали работе все силы, но получали за это совсем немного. Их поддерживала только гордость за свое дело.

Едва Оскар кончил рассказывать анекдот про епископа, как внезапно дверь с треском распахнулась и влетел Крэппи. Крэппи Китсон выглядел так, словно собирался рожать. В этом было нечто необычное. Он ничего не сказал, а только подбежал к окну и включил радио. В полной тишине мы услышали слова Чемберлена, который сообщил нам и всему миру печальную новость — между Великобританией и Германией отныне существует состояние войны. Оскар глубоко затянулся, а потом выпустил дым из ноздрей.

«Хорошо, парни, пусть будет так. Вам лучше отправиться к своим самолетам и проверить их. Вернуться через полчаса. Вероятно, для нас найдется работа».

Я отправился осматривать свой «С Чарли» и обнаружил его на обычной стоянке. Это был мой самолет, и надо сказать, довольно паршивый. На взлете его постоянно заносило вправо, а в полете левое крыло все время тянуло вниз. Временами отказывал мотор, но мы терпели. Мы даже любили его, потому что он был наш. В этот период мой экипаж не был укомплектован полностью. Вторым пилотом со мной летал уроженец Сомерсета Джек Уорнер. Радистом был коротышка МакКормик. Проверка всех систем не заняла слишком много времени. Механики хорошо потрудились, и самолет был совершенно исправен.

Потом мы отправились в столовую, где наскоро перекусили под хрипящий граммофон. Наш ленч был прерван громкоговорителем:

«Всем экипажам немедленно собраться в комнате предполетного инструктажа».

Мы ожидали, что тут же получим приказ лететь бомбить Германию, или что немецкие самолеты уже вылетели к нам, но вместо этого к нам обратился командующий базой полковник авиации Эммет. Говорил он недолго. Этот массивный уроженец Южной Африки любил попить и поесть, и его пальцы напоминали гроздья бананов. Он сказал лишь несколько слов. Мы находимся в состоянии войны, и он ожидает, что все офицеры и рядовые будут четко исполнять приказы как командования базы, так и вышестоящих штабов. Он сообщил, что мы должны действовать согласно стандартному плану. Ожидаются две недели максимального напряжения, когда придется совершать вылеты как можно чаще, одна неделя постоянного давления (примерно вдвое меньше вылетов), а потом неделя отдыха. Он сказал нам, что германские ВВС находятся не в лучшем состоянии и, судя по всему, понесли серьезные потери в Польше. Затем мы вернулись, чтобы закончить ленч. Мы прождали весь день, но никаких приказов не поступило. Этим вечером паб был пуст, все писали письма домой.

На следующий день в кабинет командира отправились только мы с Росси. Я не знаю, куда запропастились все остальные, вероятно, они играли в крикет. Неожиданно вошел Леонард Снайт. Он был довольно известным в Королевских ВВС командиром эскадрильи. До войны он был одним из пилотов гонок на приз Шнейдера. Снайт был невысок, и печальное выражение не покидало его усатую физиономию. Он также играл в регби за ВВС и держал рекорд в беге на четверть мили. Однако он имел вспыльчивый характер, и лучше было не попадаться ему под горячую руку. Впрочем, сегодня ему было не до регби. Странным голосом он сообщил:

«Мы должны лететь».

Я и Росси промолчали.

«Мы должны поднять 6 самолетов, по 3 из звеньев „А“. и „В“. Я не знаю цели. Но думаю, нам придется атаковать германские корабли, вероятно, линкоры. Каждый самолет должен нести четыре 500-фунтовые бомбы. Задержка взрывателя — 11,5 секунд, потому что атаковать будем с малой высоты. Капитан авиации Коллиер поведет тройку звена „В“. Вы двое полетите со мной. Взлет в 15.30».

Когда я увидел, как он пишет мое имя на маленьком клочке бумаги, меня охватили совершенно непередаваемые чувства. Несколько дней назад я беззаботно загорал, наслаждаясь жизнью, и будущее казалось простым и ясным. А теперь я солдат, и очень даже могу не вернуться из полета. Росси чувствовал то же самое. Хотя он ничего не произнес, его лицо заметно помрачнело.

Вскоре все было готово. Экипаж собрался, бомбы были подвешены к самолету, и мы отправились на инструктаж. Впрочем, называть это инструктажем было бы несерьезно. Мы собрались вокруг стола, и командующий базой сообщил нам, что следует сделать.

«Вы должны атаковать германские карманные линкоры, которые стоят на рейде Шиллинг у входа в Кильский канал. Если по какой-то причине там не окажется кораблей, вы должны бомбить склады боеприпасов в Мариенхофе. Однако я должен сразу предупредить вас, что, если от бомб пострадает гражданское население, в домах либо в доках, вы будете наказаны самым строгим образом. Погода ожидается плохая. Вы должны сбрасывать бомбы с малой высоты. Есть сообщения о наличии аэростатов заграждения, но вы их не увидите. Они держатся в облачном слое. Не оставайтесь над целью слишком долго. Возвращайтесь, если решите, что выполнить атаку согласно плану не удается».