Впереди — Днепр! - [15]
— Лежите, лежите, Круглов, — проговорил ласковый и теплый голос. — Вы же совсем недавно заснули.
«Я недавно заснул! — удивленно подумал Круглов. — Когда же заснул, я и не просыпался вовсе».
Он послушно лег, теперь уже чувствуя и руки, и ноги, и удивительно мягкую постель, и всего-всего самого себя, совсем живого, совсем не такого, каким был раньше.
— Выпейте вот, — проговорил все тот же, теперь уже явно женский голос, и Круглов поймал губами ложку с горьким лекарством. В голове постепенно прояснилось, но тело опять размякло от нахлынувшей боли. Он лежал на спине, не имея сил пошевелиться, и мучительно соображал, где же он и что с ним.
— Где я? — собрав все силы, с трудом прошептал он.
— Лежите, лежите, не волнуйтесь, — успокоил его женский голос, — вы в госпитале, в партизанском.
«В госпитале, в партизанском, — мысленно повторил Круглов. — Жив, значит, уцелел».
Эта мысль мгновенно придала ему силы. Он повернул непослушную голову и, увидев сидевшую рядом женщину в белом халате, попросил:
— Сестрица, может, горяченькое есть хоть что?
— Вот, пожалуйста, — с готовностью ответила женщина. — Какао стаканчик выпейте.
Круглов жадно прильнул губами к сладкой, совсем не знакомой ему жидкости и поспешными глотками выпил весь стакан. На мгновение закружилась голова, но тут же блаженная теплота растеклась по всему телу, и он заснул.
Когда Круглов проснулся, рядом с его кроватью сидел Васильцов. Он был почти не похож на того Васильцова, каким знал его Круглов в плену. Худое лицо его было чисто выбрито; рваную, пропитанную кровью гимнастерку заменили шерстяной свитер и черный пиджак; в серых глазах светились радость и даже озорство.
— Ну, Паша, на поправку пошел ты наконец, — весело заговорил он, взяв горячую руку Круглова. — А мы так волновались за тебя. Шутка ли, второй месяц лежит пласт пластом и в сознание не приходит.
— Степан Иванович, а как же это мы оттуда, из тех бараков вырвались? — спросил Круглов.
— Вырвались, Паша, — нахмурился Васильцов, — дорогой ценой. Больше двухсот человек потеряли. Да каких! Ты лежи, лежи, — остановил он хотевшего было привстать Круглова, — поправишься, все узнаешь. Коротко скажу: мы давно готовились к побегу, ты-то не знал ничего, больно слаб был. У нас в лагере своя подпольная организация сколотилась. В каждом бараке по целой боевой роте сформировали. И оружие кое-какое припрятали. А в тот день, когда ты совсем ослаб, охранники перепились и вконец озверели. Еще как на работу выстраивали, начали наших избивать. Ну, и прорвалось у нас все, что накипело. Пристукнули одного зверюгу, потом другого… С этого и пошло. Терять-то и так нечего. Наше подпольное руководство дало сигнал к восстанию. За полчаса всех охранников переколотили, оружие захватили, подняли всех пленных и двинулись в леса. Фашисты в погоню бросились. Туговато пришлось. Если бы не наши партизаны, всем нам капут… А теперь и мы партизанами стали. Так что, Паша, лежи спокойненько, выздоравливай, сил набирайся…
Выйдя от Круглова, Васильцов с жадностью вдохнул холодный, но уже напоенный запахами весны, лесной воздух и, хрустя подмерзающим снегом, пошел к своей землянке. На основной базе партизанского отряда, укрытой в чащобе Брянских лесов, было необычайно тихо и безлюдно. Наступило как раз то время, когда партизаны, закончив дневные работы, готовились к ночным действиям. Шел на задание в эту ночь и Васильцов. Только на этот раз задание было необычное, совсем не такое, что приходилось ему выполнять в эти последние полтора месяца, после того, как вырвавшиеся из лагеря военнопленные соединились с партизанским отрядом Бориса Перегудова. В отряде Васильцов стал заместителем командира и «специализировался по части сметания немецких комендатур и застав», теперь же обстоятельства потребовали крутого изменения его специализации.
В конце марта сорок третьего года вокруг советских партизан в Брянских лесах, все нарастая, начали сгущаться грозовые тучи. Немецкие гарнизоны даже в маленьких деревушках были значительно усилены; на железнодорожных станциях почти каждую ночь выгружались все новые и новые воинские эшелоны гитлеровцев; их действия против партизан настолько усилились, что за последние полмесяца не удалось провести ни одной серьезной операции. По всему было видно, что гитлеровцы начинают крупный поход против советских партизан. Особенно остро чувствовал это отряд Перегудова. К тому же совершенно неожиданно порвалась надежная и безупречно действовавшая связь с постоянной разведывательной группой отряда в Орле. Двое связных, посланные в Орел, не вернулись. Бесследно исчезли также связные, отправленные в штаб партизанской бригады и в соседние отряды. Отряд Перегудова оказался изолированным от внешнего мира. Нужно было восстанавливать связи и в первую очередь с разведгруппой в Орле, которая всегда снабжала отряд самыми свежими и достоверными данными о намерениях гитлеровцев. Разведгруппа добывала их не из случайных источников, а непосредственно из штаба 9-й немецкой армии генерал-полковника Моделя, той самой армии, которая занимала большую половину орловского плацдарма и командующий которой был безграничным хозяином всего участка фронта.
Роман рассказывает о подвигах советских людей на фронте и в тылу, в самые трудные первые годы войны.
Вся жизнь и творческая биография Ильи Ивановича Маркина связаны с нашей Советской Армией и Великой Отечественной войной, о героях которой он написал несколько книг. В издательстве «Молодая гвардия» вышли романы Ильи Маркина «На берегах Дуная» (1953 г.), «Люди грозных лет» (1957–1958 гг.). Новая книга — «Курский перевал» — является самостоятельным продолжением романа «Люди грозных лет». Первый вариант этой книги, под названием «Впереди — Днепр», вышел в Новосибирском издательстве в 1962 году. Настоящее издание романа «Курский перевал» в результате авторской переработки уменьшилось в объеме и наполовину обновилось.Судьбы героев романа прослежены на огромном поле Курской битвы, в которую Гитлер бросил почти миллионную армию, вооруженную 10 тысячами орудий и минометов, 2700 танками и самоходными пушками и двумя с лишним тысячами самолетов.
Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.
Валентин Григорьевич Кузьмин родился в 1925 году. Детство и юность его прошли в Севастополе. Потом — война: пехотное училище, фронт, госпиталь. Приехав в 1946 году в Кабардино-Балкарию, он остается здесь. «Мой дом — не крепость» — книга об «отцах и детях» нашей эпохи, о жильцах одного дома, связанных общей работой, семейными узами, дружбой, о знакомых и вовсе незнакомых друг другу людях, о взаимоотношениях между ними, подчас нелегких и сложных, о том, что мешает лучше понять близких, соседей, друзей и врагов, самого себя, открыть сердца и двери, в которые так трудно иногда достучаться.
Василий Журавлев-Печорский пишет о Севере, о природе, о рыбаках, охотниках — людях, живущих, как принято говорить, в единстве с природой. В настоящую книгу вошли повести «Летят голубаны», «Пути-дороги, Черныш», «Здравствуй, Синегория», «Федькины угодья», «Птицы возвращаются домой». Эта книга о моральных ценностях, о северной земле, ее людях, богатствах природы. Она поможет читателям узнать Север и усвоить черты бережного, совестливого отношения к природе.
В книгу известного журналиста, комсомольского организатора, прошедшего путь редактора молодежной свердловской газеты «На смену!», заместителя главного редактора «Комсомольской правды», инструктора ЦК КПСС, главного редактора журнала «Молодая гвардия», включены документальная повесть и рассказы о духовной преемственности различных поколений нашего общества, — поколений бойцов, о высокой гражданственности нашей молодежи. Книга посвящена 60-летию ВЛКСМ.
Новая книга Александра Поповского «Испытание временем» открывается романом «Мечтатель», написанным на автобиографическом материале. Вторая и третья часть — «Испытание временем» и «На переломе» — воспоминания о полувековом жизненном и творческом пути писателя. Действие романа «Мечтатель» происходит в далекие, дореволюционные годы. В нем повествуется о жизни еврейского мальчика Шимшона. Отец едва способен прокормить семью. Шимшон проходит горькую школу жизни. Поначалу он заражен сословными и религиозными предрассудками, уверен, что богатство и бедность, радости и горе ниспосланы богом.