Вперед, на Запад! - [80]

Все глаза обратились по указанному направлению. К ним приближалась Эйаканора с самострелом в руках и луком за спиной, наряженная в свою одежду из перьев, хотя едва ли можно было найти что-нибудь менее подходящее для двухнедельного странствия по лесу.

Все опешили от изумления, а она, увидев Эмиаса, испустила радостный крик и ускорила свой шаг до бега и, наконец, задыхаясь, упала к его ногам.

— Я нашла вас, — говорила она, — вы хотели скрыться, но вы не сможете избавиться от меня.

— Что я буду с ней делать?! — воскликнул Эмиас, глядя на плачущую девушку.

Но медлить было некогда, и Эмиас начал карабкаться по скале, а девушка, увидев, что большая часть отряда осталась, уселась на каменный выступ ждать его. Через полчаса тяжелого труда оружие, одежда и доспехи свалившихся вниз испанцев были подняты на гору и распределены между матросами. Лежавшие на тропинке тела были сброшены в пропасть, и отряд возобновил свой путь на Магдалену. Теперь у Эмиаса нашлось время спросить Эйаканору, что означает ее странное появление. Он предпочел бы ее видеть где угодно, только не здесь. И когда Эмиас говорил с ней, в его голосе, из страха обидеть ее, было больше нежности, чем когда-либо прежде.

Она рассказала ему, как день и ночь шла по их следам, стараясь производить самые громкие звуки, какие могла, надеясь, что они услышат ее и либо подождут, либо вернутся обратно узнать причину шума.

Теперь Эмиас вспомнил странный рев, который их преследовал.

— Шум, чем вы его делали?

Эйаканора с таинственным видом подняла палец, а затем осторожно извлекла из своего платья какой-то предмет.

— Посмотрите, — прошептала она, как бы испуганная тем, что сама вещь может услышать ее. — Священная труба.

Это была красивая глиняная труба, около двух футов длиной, искусно глазированная, разрисованная причудливыми узорами и фигурами животных — очевидно, наследие какой-то исчезнувшей цивилизации.

— Что это значит, Эйаканора, и почему вы пошли за нами? — спросил Эмиас.

Она рассказала длинную историю, из которой Эмиас разобрал, что эта труба в течение многих лет была единственной вещью в племени, почитаемой больше нее; единственной вещью, на которую ей не разрешено было смотреть потому, что она женщина. Тогда она решила доказать, что женщина может быть не хуже мужчины. С тех пор начались ее амазонские подвиги. И все же колдун не хотел ни показать ей трубу, ни сказать, где она спрятана, а искать ее Эйаканора боялась, так как даже ей угрожал бы гнев племени. Но на следующий день, как только ушли англичане, колдун начал выражать свою радость по поводу их ухода. Последовало столкновение между учителем и ученицей, кончившееся тем, — призналась Эйаканора, — что она подожгла хижину старого мошенника. Он выскочил оттуда, потеряв все свои колдовские принадлежности, и убежал в лес. А она, забрав достаточно съестных припасов, оружия и перья, отправилась по его следам и настигла его в то самое мгновенье, когда он доставал из земли таинственную драгоценность. Она бросилась на несчастного колдуна и с триумфом утащила свою добычу. И вот она здесь.

— Я надеюсь, вы не убили его? — спросил Эмиас.

— Я немножко поколотила его; но я подумала, что вы не позволили бы мне убить его.

Эмиаса слегка позабавило это признание, свидетельствовавшее о его влиянии на нее, а она продолжала:

— А затем я не смела вернуться к индейцам, и потому мне пришлось пойти за вами.

Девушка удалилась в арьергард и твердо пошла за всеми другими. Она ни с кем не разговаривала, но, очевидно, решилась следовать за англичанами до конца.

Глава двадцать четвертая КАК ОНИ ЗАХВАТИЛИ БОЛЬШОЙ ГАЛЛЕОН

Епископ Картахены сидел в роскошной каюте большого галлеона «Город Вера-Круз»[161] и задумчиво смотрел в окно. Он пребывал в состоянии блаженного покоя. Его массивная фигура возлежала в одном мягком кресле, а массивные ноги покоились на другом — подле стола, уставленного апельсинами, сладкими лимонами, гуавами и ананасами.

Девушка-индианка, разукрашенная шарфами и золотыми цепями, стояла за его стулом, отгоняла мух опахалом из перьев, а перед ним стояла во льду не одна бутылка славного аликантского вина.

Но епископ не был так эгоистичен, чтобы вкушать прелесть плодов и вина в одиночестве: дон Педро — командир находящихся на корабле солдат, дон Альверез — интендант[162] службы его католического величества в городе Санта-Марта, и дон Пауль — капитан корабля «Город Вера-Круз», по особому приглашению епископа явились к нему в этот вечер и совместно с двумя католическими монахами, сидящими на нижнем конце стола, прилагали все усилия, чтобы убедить епископа не принимать слишком близко к сердцу печального положения его соборного города, недавно ограбленного и сожженного сэром Фрэнсисом Дрэйком.

Лишь только гости ушли, епископ приказал индианке подать ему из-под подушки шкатулку и, бормоча молитвы по требнику, злобными, жадными глазами скаредной старости стал пожирать драгоценности, наполнявшие шкатулку.

— А все же это даст мне возможность купить красную шапку.[163] Поставь ее на место, Тита, и не смотри на нее слишком долго, дитя мое, не поддавайся искушению. Небо из любви к индейцам сделало их бедными в этой жизни, чтобы вознаградить в будущем. Ах! Уф! Так! — И старый скряга влез на свою койку.