Вперед, на Запад! - [41]
Все это, разумеется, привело к многочисленным разговорам о Вест-Индии.
Дон Гузман был настолько же заинтересован, узнав, что Эмиас принадлежал к экипажу Дрэйка, насколько и Эмиас, узнав, что его пленник — внук знаменитого охотника за людьми, дона Фердинанда де Сото, покорителя Флориды.[94] Эмиас много читал о нем у Лас-Казасы[95], «как о командире тиранов, самом закоренелом и самом опытном среди них, который причинил больше вреда, несчастий и разрушений во многих государствах». И кровь Эмиаса закипела, ему стоило большого труда вспомнить, что говоривший — его гость, когда дон Гузман болтал об охоте своего деда на невинных женщин и детей, об убийстве индейских князьков и сожжении живыми проводников.
Но тем не менее дон Гузман рассказывал много интересных историй об Индии и хорошо их рассказывал. А в добавление ко всем его рассказам среди его багажа были две книги — одна Антония Гальвано «Открытие мира», источник развлечения для Эмиаса в зимние вечера, другая — рукописная книга. Быть может, было бы лучше для Эмиаса, если бы он никогда ее не видел. Это был род дневника, который вел дон Гузман подростком, когда спускался вместе с Аделантадо Гонзалес де Касада из Перу[96] по реке Амазонке[97] в поисках золотой страны Эльдорадо[98] и города Маньоа, что стоит среди Белого озера и равен или превышает своим великолепием даже дворец инки[99] Хюэйнакапак, в чьем доме и кухне вся посуда из золота и серебра, в чьих шкапах — гигантские статуи, изображающие в натуральную величину всех зверей, птиц, деревья и травы на земле и рыб в воде. Веревки, сумки, ящики и корыта — все там из золота. Да, и есть при дворце сад для развлечений — на острове близ Пуны, куда отправляются отдыхать, когда хотят дышать морским воздухом. В саду — цветы, травы и деревья всех пород из золота и серебра, красоты и великолепия дотоле невиданных. Большая часть этих сокровищ, — так говорилось в этом дневнике, — была спрятана индейцами, когда Пизарро[100] покорил Перу и умертвил Атахуальпу — сына Хюэйнакапака. После его смерти, говорят, один из младших братьев инки убежал из Перу. Собрав большую армию, он покорил всю область, расположенную между большой рекой Амазонкой и Бараканом[101], иначе называемым Мараном и Ориноко.
Дон Гузман как будто инстинктивно чувствовал, что книга может оказаться роковой для его победителя. Однажды, еще прежде чем заглянуть в нее, Эмиас начал расспрашивать дона Гузмана об Эльдорадо. Дон Гузман ответил с одной из тех своих улыбок, которые (как говорил впоследствии Эмиас) так походили на насмешку, что у Эмиаса часто чесались руки.
— А, вы отведали плодов древа познания, сэр? Хорошо, если у вас есть охота последовать за многими другими славными капитанами в могилу, я не знаю более короткого и легкого пути, чем тот, о котором говорится в этой маленькой книжке.
— Я не открывал вашей книги, — сказал Эмиас, — ваши частные записки меня не касаются, но мой человек, который нашел ваш багаж, прочел часть ее за неимением лучшего. И вы вольны мне ничего не говорить.
Человек, нужно сказать, был не кто иной, как Сальвейшин Иео, который всюду неотлучно следовал за Эмиасом в качестве его телохранителя. Иео остался с Эмиасом, в то время как Карри попал в другое место с сэром Вархамом Леджером, и в течение многих месяцев друзья встречались лишь изредка; таким образом, единственное общество Эмиаса составлял дон Гузман. Становясь все более фамильярным и относясь все более беззаботно к тому, что он говорит и делает в присутствии своего победителя, испанец часто смущал и возмущал последнего своим поведением.
— Несчастный! — сказал однажды ночью в припадке откровенности дон Гузман. — А разве я не имею права быть несчастным? У меня нет ни одного друга на земле, ни одного дуката, ни даже меча! Ад и фурии! Меч был всем моим достоянием — единственным, что завещал мне отец. Я жил и зарабатывал им. Два года тому назад у меня была кругленькая сумма денег, а теперь?!
— Так что же с ней случилось? Я не слыхал, чтоб наши люди отняли у вас что-нибудь!
— Ваши люди? Нет, сеньор! То, чего не смели сделать пятьдесят мужчин, сделала одна женщина. Разрисованная, раскрашенная, надутая, с мушками, в парике, людоедка! Мегера! Зачем только я попал в этот проклятый Неаполь! Его женщины, я думаю, были бы завтра же поглощены Везувием, если бы черт не боялся, что они сделают самое пекло слишком горячим даже для него. После двадцати лет сражений от Леванта до Ореланы, потому что я начал прежде, чем первый волос появился на моем подбородке, — и такой конец! Нет, это не конец! Я еще попаду в Эльдорадо! Я могу совершить это, сеньор. Я знаю путь, план. Дорога лежит через льяносы. Я буду еще императором Маньоа, я буду обладать всеми драгоценностями инков и золотом, золотом!
Наконец пришло письмо от сэра Ричарда Гренвайля, поздравляющее Эмиаса с его успехами и повышением и содержащее длинное и любезное послание к дону Гузману, которого Гренвайль знал еще со времен битвы при Лепанто. В письме сэр Ричард предлагал Гузману быть его гостем в Байдфорде, пока не прибудет выкуп. Предложение это испанец (разумеется, уже достаточно уставший от ирландских болот) с радостью принял.
