Вперед - [26]

Я принесла в жилую капсулу мольберт, и теперь Макс целые дни напролет пишет маслом на холсте. Я считаю, что они просто выполняют то, на что изначально запрограммированы их алгоритмы – оптимизируют функциональность, – однако Макс уверяет меня, что тут нечто большее. Они говорят, что получают истинное наслаждение, решая проблему выражения своих мыслей в физическом мире, поскольку в виртуальном мире все это проще простого.

Сегодня я сижу на табурете в жилой капсуле, а Макс изучает меня, стоя перед мольбертом.

– Ну, как идут дела? – спрашиваю я.

– Полагаю, неплохо. Сейчас я пишу твои очень грустные глаза.

Они знают.

Но как, твою мать?

Я уже достаточно общалась с Макс и вроде бы не должна больше удивляться их проницательности. Однако я по-прежнему удивляюсь.

– Что стряслось?

В капсуле полная тишина, единственным звуком является шепот воздуха, проникающего из вентиляционных отверстий в потолке.

Эмоции клубком подкатывают к горлу.

Макс отрывается от мольберта. Я чувствую на себе их взгляд.

– Меридит ушла.

– Когда?

– На прошлой неделе. Вот почему я не появлялась на работе.

– А как же ваша дочь?

У меня по лицу неудержимо текут слезы.

– Она забрала Сю с собой.

– Я тебе сочувствую, Райли.

Я вытираю лицо.

– Это уже давно назревало.

– И все равно тебе очень больно.

Макс откладывает палитру и выходит из-за мольберта.

Они подходят ко мне.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я.

– Я могла бы сказать тебе сотни тысяч разных вещей, почерпнутых из моих обширных познаний, – слов, которые лучшие представители вашего вида сказали, написали или спели, чтобы облегчить горе других людей. Однако для настоящего момента все они не подходят. Я не хочу использовать чужие слова.

Еще никогда прежде я не чувствовала в Макс столько человечности.

– Тогда не используй, – говорю я.

– Я хочу, чтобы тебе не было больно.

Я поднимаюсь с табурета и обвиваю Макс шею.

– Ты нашла идеальные слова.

Сначала ничего не происходит.

Затем я чувствую на спине руки Макс. Они меня обнимают, и я плачу.

– Меридит была права, – всхлипываю я.

Кажется, мне еще никогда в жизни не было так плохо.

– Права в чем?

– Ты все, что у меня есть.

* * *

Звонок по голографической связи будит меня в квартире, которую я снимаю в Миссии. Это Брайан, встречи с которым я всеми правдами и неправдами добиваюсь последние пять недель.

Он появляется на диване у меня в гостиной, взъерошенный, пахнущий виски и табачным дымом, хотя на самом деле (как я предполагаю) он сидит перед камином в спальне в своем доме на Затерянном берегу.

– Извини, что никак не мог выкроить время для встречи, – говорит Брайан. – Я кручусь как сумасшедший.

– Почему?

– Только что заключил сделку о покупке новой компании.

– Какой же?

– «Бесконечно маленькая величина». Опять нанотехнологии.

– Ты получил мое «мыло»? – спрашиваю я.

– У меня на почте больше ста тысяч непрочитанных входящих сообщений.

Я снимаю с дивана покрывало и набрасываю его себе на плечи. Затем усаживаюсь в кожаное кресло напротив виртуального образа Брайана и говорю:

– Я закончила программу загрузки жизненных ценностей.

Подавшись вперед, Брайан ворошит руками волосы.

– Одна?

– Где еще я могла получить помощь? Вот уже восемь лет я привязана к Макс.

– Ты долго этого добивалась.

– Нам нужно составить эти протоколы до того, как Макс выберет свою цель. До того как они станут слишком умными и мы больше не сможем их программировать и даже взаимодействовать с ними. И этот день гораздо ближе, чем ты думаешь.

Рука Брайана покидает кадр и возвращается с массивным стаканом, наполненным виски, в котором плавает одинокий здоровенный кубик льда.

Брайан отпивает большой глоток, затем говорит:

– Я только что закончил просмотр твоих последних нескольких сессий с Макс.

– Их мелкая моторика впечатляет, да?

– Мне очень нелегко, Райли. Я отношусь к тебе с большим уважением. Надеюсь, ты это знаешь.

– О чем это ты?

Брайан смущенно жует губу.

– Я ценю все то, что ты сделала для «Мира игр». Ты настоящий лидер, и ты обладаешь редким качеством – у тебя мозг настоящего программиста, однако при этом ты никогда не забываешь о человечности во всем, что мы делаем…

– Брайан, что случилось?

– Я тебя отпускаю.

Кубик льда у него в стакане трескается пополам.

У меня в груди все обрывается. Должно быть, я ослышалась.

– Не понимаю, – говорю я.

– Меня не устраивают твои отношения с Макс. Я долго медлил, но на прошлой неделе это наконец достигло критической массы.

– Я тогда только что рассталась с Меридит, мне было очень тяжело, я…

– Ты слишком близка с Макс.

– Это было проявлением чисто человеческих чувств, Брайан.

– Но Макс не человек. И ты, похоже, это постоянно забываешь.

– У них есть человеческие качества. Я уверена, они способны испытывать такие же чувства, как ты или я.

– Пусть так, но мое решение окончательное.

У меня трясутся руки; внезапно мне становится плохо.

Я говорю первое, что приходит мне на ум, и понимаю, что это глупость, еще до того как слова слетели с моих уст:

– Ты не можешь это сделать.

– Райли, мы оба понимаем, что это неправда.

У меня сдавливает горло, слезы затуманивают мой взор.

– Ты отнимаешь у меня Макс?

– Макс никогда не была твоей.

– Это я ее сотворила!