Вперед к обезьяне! - [2]

Совет директоров «Коломбины», признавая колоссальные достижения науки и техники, все же решающее слово оставлял за интуицией мадам Софи. Уже лет десять она успешно руководила заведением, наводя трепет на всю свою женскую команду. Толстая, бесформенная, всегда в одном и том же обвисшем допотопном костюме, с заметными усами над расплывшимся ртом, с темными глазами навыкате, Жаба, как втихомолку называли ее девицы, говорила внушительным трубным голосом и, горячась, энергично рубила воздух рукой. А при случае могла отпустить и приличную затрещину, от которой ее воспитанницы отлетали на метр в сторону.

Когда конкурс добирался до своего последнего дня и процеженное стадо претенденток превращалось в сотню взволнованных красоток, мадам Софи устраивала свой собственный экзамен. Он проходил в кабинете, надежно укрытом в недрах отеля. Мадам не переносила чужих глаз и посторонних советов. Единственно, к кому она иной раз прислушивалась, был Главный детектив. Он заранее тщательно проверял благонадежность избранниц.

Такого экзамена дождалась и восемнадцатилетняя Джета — дочь мастера Уота. Старик две недели волновался так, что стало покалывать сердце. Ему очень хотелось, чтобы дочь тоже служила в отеле. Много спокойней, когда девочка будет рядом…

Стройная темноволосая Джета сравнительно недавно вернулась к отцу — до семнадцати лет она жила у тетки в тихой провинциальной глуши. Вернулась она совсем взрослой и совершенно независимой. Собственно, все дети были такими: школы и колледжи посещать было опасно, ребят учило в основном стереовидение. Ну, а чему можно было научиться у экрана, все это хорошо знали.

Свое образование Джета существенно пополнила в недрах отеля. Помогая горничным, она повидала множество видных клиентов. И для развлечения служивой публики охотно копировала манеры и ужимки важных дам, увешанных бесценными лунными камнями. Все говорили, что это ей здорово удавалось. Когда Джете исполнилось восемнадцать, она решила послужить у мадам Софи. Все-таки всегда на людях, всегда в хороших нарядах, и жалованье довольно сносное. А за выдающиеся успехи и примерное поведение мадам Софи к тому же платила премиальные.

Предстоящего конкурса Джета не боялась. «Что суждено, то сбудется, — довольно здраво рассуждала она. — Провалюсь — значит, так тому и быть…»

В узком, слабо освещенном коридоре густо пахло духами. Принаряженные девицы, шурша шлейфами, подметая пол пышными юбками, то сбивались группками, то рассыпались поодиночке, прижимаясь к стенам, испуганно вглядываясь в закрытую дверь, за которой выносились приговоры.

По коридору ползли ужасные новости: Жаба была в плохом настроении. Она задавала невероятно сложные вопросы, и девицы одна за другой выбирались из кабинета в слезах. Редко, очень редко из-за двери появлялась счастливица, которую сразу можно было узнать по глуповатой бессмысленной улыбке, нерешительно возникавшей на ее личике, все еще хранившем следы испуга и настороженности. Такая обычно начинала выпаливать сразу:

— Ой, девочки! Мне так повезло, так повезло! Мадам спрашивает, что бы я сделала, окажись на месте Евы. А я говорю…

Джету не интересовал ответ удачливой соперницы. Она понимала, что экзаменатор не повторит вопроса, который уже вовсю обсуждается в коридоре. Не стремилась она расспрашивать и провалившихся девчонок. Она молча стояла, ждала и даже, как ей казалось, совсем не волновалась.

Когда девушка наконец услышала басовитый голос, приглашавший зайти, она чуть помедлила на пороге, будто усомнилась: а нужно ли ей такое будущее?

— А ну веселей, детка! — провозгласила мадам Софи, сидевшая за деловым письменным столом.

Позади нее примостился неприметный человечек с быстрыми ускользающими глазами.

Жаба тяжело поднялась, подошла, повертела Джету, потрогала своей мощной жирной лапой, осмотрела зубы.

— Мордашка у тебя приличная, — размышляя, заметила она. — Да скажи мне, что станешь делать, если какой-нибудь хам из гостей решит тебя обидеть?

Девушка была готова к этому вопросу. Рассказывали, как много лет назад одна из претенденток, выдержавшая все испытания, срезалась на таком пустяке: сказав, что сумеет постоять за себя, она была немедленно забракована.

— Смотря, кто решит, — уклончиво ответила Джета.

— Мудро, детка, — изрекла Жаба. — Всегда надо оглядеться, прежде чем бить в колокола.

— Понимаю, — покорно произнесла девушка. Она твердо помнила неглупый совет отца, знавшего мадам Софи тысячу лет: только поддакивать.

Начальствующая дама, раздумывая, пососала колпачок авторучки.

— И все равно, детка, не нравятся мне твои глаза, фальшивые глаза, такие глаза, я вам скажу, действуют мне на нервы. Или, быть может, я ошибаюсь?

Глаза у Джеты были чудесные. Большие, оленьи, кроткие. Удивительно кроткие…

И тут вмешался агент. Он негромко произнес две-три фразы, которые решили дело:

— Мадам, отец этой девочки служит у нас давно. Надежен. Никакой политики…

Жаба решительно подбила итог:

— Берем!

Джета начала службу. Жила она, как и все, на казарменном положении — отель без разрешения не покидала, спала в дортуаре. Часто мероприятия возникали настолько неожиданно, что батальон едва успевал привести себя в порядок. Но Жаба знала, за что ей платили деньги. И девчонки вылетали в парадные помещения свеженькими, будто только что с грядки.