Возврата быть не может - [15]

Соколовский щелкнул пальцем по экрану и посмотрел вопросительно на Петрова:

— Ну, колись, юный извращенец и любитель пухлых женщин.

— Я ее не знаю, — прижал руки к груди Петров. — Видел на фотографиях, но в переписке не обсуждал. А на старой работе я ее не видел.

— А вот Ушакова про нее что-то такое знала, — закинув руки за голову, задумчиво сказал Соколовский. — Ну, или узнала, месяц назад. Любопытно.

Игорь снова стал просматривать фото, где Анастасия Ушакова снималась вместе с Ульяной, потом появилось их фото втроем с мужем.

— Слушай, Леха, — задумчиво сказал Игорь, — ты с аккаунта Ульяны можешь написать Ушакову? Как будто это она ему написала?

— Ну да.

— А в обратную сторону? От него — ей?

— Теоретически? — нахмурился Петров, заподозрив неладное.

— Строго теоретически, — заверил его Соколовский.

Ушаков сидел в кабинете и, понурившись, смотрел в стол перед Родионовой. Пряников стоял над ним, как грозовая туча, и сверлил суровым взглядом затылок несчастного супруга. Аверьянов и Королев с шумом ввалились в кабинет и, увидев эту немую сцену, замерли у входа.

— Оп, а это чего у нас? — первым спросил Даня.

— Да вот господин Ушаков пришел дать признательные показания, — постукивая ручкой по крышке стола, ответила Вика.

— Да, — как-то поспешно стал уверять Ушаков, подняв глаза на Пряникова и двух вошедших оперативников. — Я уже сказал вашей коллеге. Она… не выпала. Это я… ее столкнул.

Жека присвистнул и опустился на стул возле Даниного стола. Ушаков тер виски, багровел, хмурился. Ему явно тяжело было говорить и переживать все это заново. Он сжимал голову руками и еле слышно твердил:

— Арестуйте меня. Я подпишу все, что нужно. Протокол там или что надо. Я виноват.

— Даня, дай ему бумагу и ручку, — приказал Пряников. — Раз так — пишите. Мы не против. Опишите, как все было. В деталях.

Кивнув, Ушаков начал писать. Жека и Даня только недоуменно переглядывались. Вика смотрела на Ушакова с какой-то недоверчивостью, а Пряников снова принялся расхаживать по кабинету, засунув руки в карманы. Никто не обратил внимания, что под окнами рыкнул мотор машины, взвизгнули тормоза. И только когда от сильного толчка распахнулась дверь кабинета, все всполошились и с удивлением уставились на дверь, в которую Соколовский пытался завести какую-то молодую женщину. Женщина отпихивала его и требовала ответа:

— Это что? Что это все значит? Это же машина Вадика там стояла, внизу?

— А это значит, Уля, — ответил Соколовский, продолжая заталкивать женщину в кабинет, — что Вадик тебя по-настоящему любит. Хотя бы этому ты можешь радоваться.

Ушаков при виде женщины вскочил со стула, но Королев толкнул его на место и встал рядом.

— Мажор? Как ты вовремя, у нас тут гражданин в убийстве жены сознался.

Пряников с недоумением наблюдал, как Ушаков смотрит на женщину и как та смотрит на Ушакова.

— Игорь, это кто? — наконец строго спросил подполковник.

— А это у нас второе признание сейчас будет, — заявил Соколовский, силой усаживая Ульяну на стул. — А упрямство будет рассматриваться как отягчающее обстоятельство. Ну?

Женщина опустила голову и неожиданно разрыдалась, говоря при этом: «Вадик, Вадя». Ушаков побледнел и возмутился визгливым голосом:

— Зачем вы ее сюда привезли? Господа, я признаю свою вину, это я убил свою жену!

— Она просто не хотела слушать, — сквозь рыдания выдавила из себя Ульяна.

— Кто? — тут же ухватилась за эти слова Родионова.

— Настя…

— Игорь, ну-ка расшифруй этот ребус, — потребовал Пряников.

— Видите ли, час назад им обоим пришло одинаковое сообщение. Ему — от нее. Ей — от него.

Все недоуменно переглянулись и стали смотреть на Соколовского. Даже Ульяна уставилась на него с неприкрытой злостью.

— Какая же ты сука, — прошептала она.

Соколовский спокойно выдержал взгляд женщины и продолжил рассказывать.

— Текст был такой: «Не могу больше молчать. Прости. Я иду в полицию». Куда после этого сообщения побежал господин Ушаков, вы сами видите. А вот Ульяну Селиванову я поймал у дома. Она садилась в такси. С чемоданом. И билетом на ближайший рейс.

Бледный как полотно Ушаков вцепился в стул, на котором сидел.

— Уля — не убийца, — замотал он головой. — Да, я ее люблю. Настя нас… застала… Настя вернулась неожиданно, хотя я теперь понимаю, что она все видела через камеру и прибежала сразу. Уля курила на подоконнике, Настя вцепилась Уле в волосы, я никак не мог их растащить. Уля оттолкнула Настю, и… вот. Так все и получилось. — Его голос окреп, и теперь мужчина уже почти кричал, убежденно, с напором: — Понимаете, никто никого не убивал. Я думал, случайно, но теперь понятно — камера в аквариуме… Она не давала нам слова сказать! Попыталась схватить Улю… И она ее просто толкнула.

— Кто придумал селфи? — спросил Пряников, остановившись у двери.

— Я. Уля была в шоке. Выложил пару фоток.

— А где телефон?

— Спрятал. На всякий случай. После всего… У нее там могло быть что-то еще. На нас.

— Садитесь. Пишите. Оба. Пишите. Суд будет определять степень вины каждого.

Соколовский остался в кабинете один, когда увезли Ушакова и Селиванову. Посмотрев на часы, он прикинул, что Вика уже должна быть в кабинете Пряникова. Но тут звякнул телефон — пришло сообщение. Он посмотрел на экран. «Жду свою машину по адресу ул. Индустриальная, дом 7/5, сегодня в 7». Кивнув, он сунул телефон в карман и поспешил к кабинету начальника отделения.