Возвращенное имя - [36]

— Еще бы! — сказал он. — Это лучший боевой комбат моей дивизии. Умница и герой. Его батальон так дал фрицам на фронте, что они надолго запомнят. Здесь батальон отдохнул, новое пополнение обучено. Дороги построили, да и вам помогли, товарищи археологи. А теперь прощайтесь с капитаном. Завтра дивизия будет грузиться в эшелоны. Снова на фронт.

Незачем говорить о том, каким было это прощание. Не знаю, где Иван Михайлович, жив ли он. Но никто из нас, участников экспедиции в Данданкан, никогда его не забудет. Вместе с уходом батальона и нам пришлось свернуть работы.

Данданкан и другие древние города Хорасана еще скрывают много увлекательных тайн, которые ждут разгадки.

ЛЕСНЫЕ ПЕРЕСУДЫ

ЛАГЕРЬ НА ОПУШКЕ

В течение нескольких сезонов лагерь нашей археологической экспедиции располагался на опушке густого лиственного леса. В этом лесу буки, грабы, могучие дубы и кустарник образовали кое-где труднопроходимые чащи. То здесь, то там вспыхивали на солнце ярко-красные ягоды кизила, синевой с легким перламутровым налетом отливал терновник. Палатки стояли на склоне холма среди деревьев. Внизу у подножия протекал небольшой, но чистый ручей.

Вскоре после приезда население лагеря начинало быстро увеличиваться. Через некоторое время оно возрастало в несколько раз за счет различных животных и птиц. Часть из них были, так сказать, плановыми — это куры и утки. К лагерю вела едва приметная полевая дорога. Стоило пойти нередкому здесь дождю, как дорога эта становилась непроезжей. До ближайшего села было несколько километров. Вот мы и оказывались отрезанными от источников снабжения. Конечно, у нас были некоторые запасы продуктов. Да только уж очень скучно было бы сидеть в этой южной стране на консервах и каше без свежего мяса. Пришлось выделить две большие палатки. В одну мы поселили кур, в другую — уток. Скептики, утверждавшие, что куры и утки разбегутся, были посрамлены. Птицы эти не только отлично прижились в лагере, но и принесли в него какой-то дополнительный уют. Куры вскоре начали нестись. Проследив избранные ими для этого места́, мы ежедневно имели к завтраку свежие яйца. А предприимчивый археолог Георге приучил нескольких кур нестись у него в палатке, прямо под раскладушкой. Он получал свежие яйца, не вставая с ложа, и удивлял нас с утра свежестью и силой своего голоса. В тот год, в возрасте трех лет, начал свою экспедиционную деятельность и мой сын Мишка. Ему было поручено утром выгонять уток из палатки к ручью, а вечером загонять их обратно. Свои обязанности он выполнял в общем вполне успешно. Только раз, свалившись в ручей, побоялся он возвращаться в лагерь и печально сидел на берегу. Там его, дрожащего от холода, нашел наш архитектор Саня Барабанов. К счастью, дело обошлось без простуды, видимо, из-за сильного растирания и уже появившейся лагерной закалки.

Курами и утками все были довольны. Зденеку, Вадиму и другим горожанам нравилась некоторая экзотичность, которую они вносили в нашу жизнь. Георге и остальные сельские выходцы с удовольствием вспоминали былое. Некоторые наиболее свободолюбивые куры не захотели жить в палатке. Они предпочитали проводить ночи на деревьях. Мы сделали там удобные жердочки. Отношение к курам и уткам в лагере было самое хорошее, если не считать петуха Робеспьера. Он вскоре стал личным врагом лаборанта Вадима, человека доброго и незлобивого. Вадим, как и некоторые куры, отличавшийся свободолюбием, предпочитал спать не в палатке, а прямо под деревом и не на раскладушке, а на мешке, набитом соломой. Так вот, Робеспьер, большой белый леггорн с мощным красным гребнем и пронзительным голосом, каждое утро, часа этак в три, вскарабкивался на мешок Вадима и оглушительно кукарекал прямо ему в ухо. Каждый раз Вадим вскакивал разъяренный и, сверкая глазами, зверски ухмыляясь в густую черную бороду, клялся и божился, что отправит Робеспьера в котел, где ему и ему подобным давно уже следует находиться. Впрочем, как будет показано дальше, не со всеми петухами у сотрудников экспедиции сложились такие напряженные и неприязненные отношения.

Кроме запланированных кур и уток, в лагере появлялось и поселялось и большое количество совершенно, так сказать, внеплановых птиц и зверюшек. В тот год, когда мы впервые обзавелись курами и утками, их было особенно много. Прежде всего, невесть откуда, стягивались в лагерь различные бездомные кошки и собаки. Больше всего было котят. Худенькая Клеопатра с огромными зелеными глазами, нервная и бесстрашная, черно-бело-рыжий Пистолет, у которого кем-то переломанная передняя лапа срослась неправильно и вызывающе торчала впереди, толстые, ленивые и добродушные полосатые сестры Машка и Ленка, которых вислоухий каштановый щенок Пиля часами таскал за шиворот по земле, и они это безропотно переносили, и другие.

Особенно много животных и птиц приходило к нам из леса. На рассвете осторожно показывались из-за кустов кокетливые красавицы косули. Пугливо озираясь влажными черными глазами, дрожа, готовые в любую секунду стремительно рвануться в чащу, подбегали к корытцу с солью, жадно лизали ее, поминутно оглядываясь, и бесшумно исчезали. Наша могучая повариха Митриевна вставала за час-полтора до общего подъема, чтобы успеть приготовить завтрак. Она была единственным человеком, к которому косули подходили безбоязненно. Они тыкались резиновыми носами в необъятные карманы передника, где всегда было полно хлебных корок. При этом Митриевна никогда не гладила косуль, а даже ворчала на них, сдерживая раскаты своего трубного голоса и замахиваясь кухонным полотенцем, когда косули становились слишком назойливыми.