Возвращённая Победа, или Антиледокол - [13]

Сознавая ответственность нашего государства за грозящее рухнуть европейское равновесие, нарком иностранных дел Литвинов 21 сентября с трибуны Лиги наций сообщил и о запросе французского и чехословацкого правительств, и об ответе советского правительства. Литвинов предупреждал: "Избежать проблематической войны сегодня и получить верную и всеобъемлющую войну завтра, да еще ценою удовлетворения аппетитов ненасытных агрессоров и уничтожения и изуродования суверенных государств, не значит действовать в духе пакта Лиги наций". ("Документы и материалы кануна второй мировой войны", т. 1, стр. 287). С этим честным и предельно ясным прогнозом наркома был вполне солидарен Уинстон Черчилль — один из немногих британских политиков, сознававший страшную опасность набирающего силы гитлеризма. Черчилль писал: "Поистине поразительно, что это публичное и недвусмысленное заявление одной из величайших заинтересованных держав не оказало влияния на переговоры Чемберлена или на поведение Франции в данном кризисе. Мне приходилось слышать, что в силу географических условий Россия не имела возможности послать войска в Чехословакию и что помощь России в случае войны была бы ограничена скромной поддержкой с воздуха. Согласие Румынии, а также в меньшей степени Венгрии на пропуск русских войск через их территорию было, конечно, необходимо. Такого согласия вполне можно было бы добиться, по крайней мере, от Румынии… с помощью нажима и гарантий великого союза под эгидой Лиги Наций… В качестве фактора сохранения мира эти возможности оказали бы серьезное сдерживающее влияние на Гитлера… Советские предложения фактически игнорировали. Эти предложения не были использованы для влияния на Гитлера, к ним относились с равнодушием, чтобы не сказать презрением, которое запомнилось Сталину. События шли своим чередом так, будто Советской России не существовало". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1, стр. 144–145).

Что бы там ни писал гражданин Резун-Суворов о «вероломстве» Кремля и о «коварстве» лично товарища Сталина, якобы «подарившего» Гитлеру всю Европу, безусловным фактом является следующее: советское правительство было ЕДИНСТВЕННЫМ, последовательно и упорно боровшимся за нерушимость европейского равновесия всеми доступными дипломатическими мерами и готовым поддержать свою миролюбивую политику и защитить союзников силой оружия.

Голос советского правительства был полностью проигнорирован. В тот самый день, когда Литвинов выступал в женевском дворце Лиги наций (21 сентября), английский и французский послы в Чехословакии — Б. Ньютон и де Лакруа — посетили президента Бенеша. От имени своего правительства, связанного с Чехословакией союзническим договором, посол Франции де Лакруа заявил: "Французское правительство считает, что, отвергая предложения, Чехословакия берет на себя риск войны. Правительство Франции в этих обстоятельствах не сможет вступить в войну… Не настаивайте на своем ответе и подумайте о способе, как принять англо-французское предложение, что является единственной возможностью предотвратить непосредственную агрессию Германии". Отказ Англии и Франции защитить своего верного союзника не только означал, что англичане и французы не будут воевать с Гитлером. Это означало и блокирование механизма военных и экономических санкций Лиги Наций.

После очередного визита Чемберлена в Германию стороны, в конце концов, сошлись на «компромиссе» — по предложению Муссолини, руководители правительства Великобритании, Франции и Германии приняли решение 29 сентября собраться на конференцию, где и «обсудить» все вопросы. Местом конференции был избран Мюнхен. Представители Советского Союза на конференцию приглашены не были. Представителям Чехословакии Мастному и Массаржику было предложено обождать в приемной, пока «взрослые» решали судьбу их страны, их народа. Было бы несправедливо утверждать, что чехословаки вовсе не принимали участия в конференции. Когда Гитлер и Чемберлен при поддержке Дададье и Муссолини все решили, то Мастного и Масаржика пригласили и сообщили им "высочайшую волю" — Чехословакия должна была в течение нескольких дней передать Германии Судеты. То есть, отдать с таким трудом возведенную линию обороны и остаться беззащитной перед агрессором. Вообще-то лидеры четырех "великих держав" обязались еще гарантировать целостность оставшегося обрубка Чехословакии, но Гитлера это не смущало. Киссинджер пишет по этому поводу: "Великобритания и Франция тешили свою больную совесть, предложив гарантии тому, что осталось от Чехословакии, — нелепый жест, исходящий от наций, которые отказались с уважением отнестись к гарантии, выданной целостной, хорошо вооруженной братской демократической стране. Само собой разумеется, эти гарантии так и не были реализованы". (Генри Киссинджер, «Дипломатия», стр. 281).

4.

Дальнейшее хорошо известно. Сэр Невилль Чемберлен, вернувшись из Германии в Лондон, вышел из самолета, размахивая договором и громогласно провозгласил: "Я привез мир для нашего поколения". Общественное мнение во Франции и в Англии ликовало. Но не дождавшись, пока на мюнхенском протоколе просохнут подписи представителей "высоких договаривающихся сторон", в полночь с 30 сентября на 1 октября Польша, а затем и Венгрия, поощряемые Германией, предъявили Чехословакии ультиматум о передаче территорий, населенных польским и венгерским национальными меньшинствами. Уже на следующий день польские части вошли на территорию Тешинской области Чехословакии и в первые же два дня заняли территорию, на которой проживало 80 тысяч поляков и 125 тысяч чехов. ("Год кризиса 1938–1939". Документы и материалы. т. 1, стр. 316–317). Впрочем, роль польских руководителей и степень их ответственности за события предвоенного периода мы рассмотрим в отдельной главе. В марте 1939 года Гитлер спровоцировал дальнейший раскол Чехословакии, и 15 марта немецкие войска вошли в Прагу. Последние остатки Чехословакии, переименованные в "Протекторат Богемия и Моравия", были присоединены к Германскому Рейху.