Возвращение в небо - [23]

Когда старший сержант вышел из штаба, По-2, на котором его привезли, уже разбегался по снежному полю. Не осмеливаясь вернуться в штаб, расстроенный летчик так и остался стоять у двери, огорченный и разочарованный.

Тут его и увидел комиссар Верховец. Стал расспрашивать, как он оказался в Зетах. Рассказав о себе, летчик протянул свое личное дело.

Комиссар по-своему прочитал его и проникся сочувствием к молодому парню, у которого не очень удачно складывалась фронтовая жизнь. Верховец тут же вспомнил, что в полку имеется одна вакансия, и решил переговорить с Шестаковым.

Предложив новичку подождать, комиссар вошел в землянку штаба, а через несколько минут приоткрыл дверь и позвал старшего сержанта. На этот раз Шестаков приветливей оглядел стоявшего перед ним летчика.

- Ну что, Остапченко, опоздал на свой самолет?

- Опоздал, - невесело подтвердил тот. - Теперь вот надо куда-то проситься переночевать.

Командир полка и комиссар переглянулись, невозмутимость парня понравилась им.

- Проситься никуда не надо. Останешься у нас. Как-нибудь найдем место, где переспать, - твердо сказал Шестаков...

После полетов меня снова вызвали в штаб. На этот раз я застал там командира нашей эскадрильи Ковачевича и незнакомого летчика с авоськой в руке.

- Вот твой новый ведомый, - сказали мне.

- Старший сержант Остапченко, - представился новичок.

- Старший сержант? - переспросил я.

- Так точно!

- Хорошее звание. Я носил его два года, уже будучи летчиком.

- Маршал - еще лучше, - пошутил Остапченко.

- Ну, хорошо. Значит, будем летать вместе. А пока пошли ужинать, предложил я.

За столом, когда новичку поставили "наркомовские" сто граммов водки, он решительно отодвинул стакан.

- Это зелье не употребляю.

На всю столовую грохнул раскатистый мужской хохот.

- Тебе, Лавриненков, повезло! - бросил Амет-Хан с противоположного конца стола. - Передавай сержанта в нашу эскадрилью.

Норму моего ведомого я поделил с товарищами. А фамилия Остапченко запомнилась всем с первого ужина...

В Зетах мы встретили Новый 1943 год. 31 декабря весь день вели бои. Сразу после ужина повалились спать: холод и усталость сделали свое дело. Правда, кто-то из наших проснулся около полуночи и вспомнил о приближении Нового года. Зашевелились и остальные. Амет-Хан предложил салютом из пистолетов отметить наступление Нового года и наши фронтовые успехи. Все поднялись. Раздался "салют". От выстрелов потухла коптилка, сделанная из гильзы, отошла дверка печки, и на пол посыпались угли. Кто-то из ребят привел все в порядок, и мы снова тут же уснули.

А через три дня полк перебазировался в Котельниково, где всего неделю назад находился штаб Манштейна. Настроение у всех было приподнятое: фронт быстро перемещался в направлении Ростова.

Путь на юг

Война до неузнаваемости изменила знакомые станции, города, села. Было радостно, что мы возвратились в оставленные места. Но радости сопутствовала печаль.

Я видел Котельниково летом сорок первого года. Белый вокзал, высокие деревья вдоль перрона, широкая сетка путей, а вокруг - множество домиков, утопавших в садах. Таким запомнился этот крупный поселок. Заходя на посадку холодным январским днем сорок третьего года, я обнаружил, что нет больше ни уютного вокзала, ни окружавших его домов...

На аэродроме нам досталось неплохое наследство от люфтваффе. Добротные бункеры, капониры, сооружения для мастерских и складов, которые мы недавно обстреливали с воздуха, теперь принимали нас в свои стены. Нам пришлось только очистить их от трупов и мусора.

В полку царило оживление. Фронт нацеливался на Ростов. Немецко-фашистское командование, пребывавшее под свежим впечатлением от сталинградского котла, отводило свои войска и с Кавказа. Ведь советские танки могли и здесь вырваться к Ростову, и тогда Гитлер получил бы в подарок еще одно кольцо.

Изучая карту боевой обстановки на фронтах, мы, летчики, смело фантазировали и даже разрабатывали планы будущих окружений и прорывов. Но мы помнили при этом, что армия Паулюса еще не капитулировала и что каждый метр родной земли, оккупированной гитлеровцами, предстоит брать с боем.

Разместившись в Котельниково, полк в первый же день в полном составе полетел сопровождать штурмовиков, бомбивших позиции противника вблизи Сальска.

Теперь я ходил на задания с новым ведомым - Николаем Остапченко. Ему, понятно, дали не лучший "як". И мотор оказался слабоват, и маскировка машины была нарушена. Другие самолеты были выкрашены белой краской. Этот - известью, а она наполовину осыпалась. Правда, благодаря этому я узнавал своего рябого напарника на любом расстоянии и на земле и в воздухе. А главное, меня радовало то, что Остапченко четко выполнял свои обязанности.

У нас в полку существовал неписаный закон, по которому определялась пригодность молодых летчиков к боевой работе. Если новичок участвовал в боях в течение недели (а это означало, что он около пятнадцати раз побывал в перепалках) и если его за это время не сбили, он становился равноправным членом нашей дружной семьи. Очень важно было при этом, чтобы ведомый ни разу не отстал от своего ведущего, не бросил его, не позарился на "мессера" или "юнкерса", иногда так заманчиво встречавшихся на его пути. Без соблюдения всех этих требований невозможно было успешно выдержать испытание на зрелость.