Возвращение в эмиграцию. Книга 2 - [46]

— В том-то и фокус, что проезд бесплатный. Теперь слушай… Ника, займись чем-нибудь, не мешай мне разговаривать с мамой… Идет вербовка на Сахалин. Там сейчас грандиозное строительство…

— Подожди, что значит вербовка?

Сергей Николаевич стал объяснять. Вербовка — это означает наем на работу с определенными обязательствами как со стороны завербованного, так и со стороны вель… — Сергей Николаевич запнулся на слове, — черт! Вербовщика!

И он стал объяснять, каковы обязательства вербовщика.

— Нет, сначала скажи каковы обязательства тех, кто вербуется, — Наталья Александровна осторожно произнесла новое для нее слово.

Обязательства оказались не сложными. Требовалось подписать договор на два года, и в продолжение этих двух лет не иметь права куда-либо уехать, то есть, попросту сбежать.

— А если условия окажутся невыносимыми?

— Да подожди ты «невыносимыми». Сразу «невыносимыми». Во-первых, там грандиозный фронт работы. Во-вторых, тебя немедленно обеспечат жильем. В-третьих, — заработки. Здесь таких заработков мы не увидим.

— Откуда ты знаешь?

— Я ходил туда.

— Куда? — Наталья Александрова широко открыла глаза.

— В контору, где вербуют. Я разговаривал с людьми, знающими людьми.

Он почувствовал внутреннее сопротивление жены и стал заводиться. Ему самому перспектива безболезненно уехать из Брянска, избежав переселения, показалась единственно возможным выходом из тупика. Пока была квартира, не было резона уезжать. Житье в бараке Сергей Николаевич не мог себе представить.

И он стал толковать о преимуществах вербовки перед самостоятельным, «диким», так сказать, переездом неизвестно куда и неизвестно в какие условия.

Он говорил, и вот уже Наталья Александровна стала благосклонно прислушиваться к его речам, уже и Ника, позабыв обиду, сунула кудрявую голову под ласковую руку отца.

— А где Сахарин? Это Сахарин? А там много сахара?

— Не Сахарин, а Сахалин, дурочка.

— Ну, ерунда, Сахарин в сто раз лучше.

— Природа, — расписывал Сергей Николаевич, — там великолепная природа. Горы, снежные вершины. Океан.

И Ника живо представила себе остроконечные горные пики, политые сахарной глазурью, как на куличах, а у Натальи Александровны проявился живой интерес в глазах.

— Да, но кто там будет носить шляпы!

— Но мы же не в дыру поедем, не в этот, как его, — он посмотрел по карте, — Поронайск, например. Нам предлагают Александровск-Сахалинский. Это второй по величине город в области. Кстати, портовый город.

В квартирном вопросе помощи от Мордвинова они не ждали и не просили. Они видели смущение Константина Леонидовича, растерянность даже подметили во время последнего разговора за чашкой чая. Ольга Кирилловна, та откровенно возмущалась решением горисполкома и бросала на Мордвинова особый взгляд. Был в том взгляде вопрос и несмелая просьба помочь людям.

— Я ничего не могу сделать, — отвечал он жене, — ничего. Если бы это касалось только Сергея Николаевича, но выселяют весь дом. Всех, до единого человека. Он такой же, как все. Ничего не могу сделать.

Опускал глаза, барабанил пальцами по столу, придвигал к себе чайник, лил заварку в стакан с мельхиоровым подстаканником. Снова отодвигал и смотрел в пространство. Был он зол и бессилен, и от бессилия еще в большей степени наливался злобой.

— Черт бы их драл! — бормотал он, обращаясь к самодельной в ситцевом сарафане «бабе», сброшенной с чайника.

«Баба» ехидно посмеивалась нарисованным ртом, тупо смотрела вытаращенными синими глазами. Эти неестественно синие глаза почему-то особенно раздражали Леонида Константиновича. В какой-то момент он не выдержал, схватил ее и швырнул на кровать.

— Ты чего? — удивилась Ольга Кирилловна.

Взяла «бабу», но одевать на чайник не стала, спрятала в буфет.

В один из вечеров, наполненных разговорами о Сахалине и всех последствиях переезда, к Улановым забежала на огонек Капа и пришла в тихий ужас.

— Куда? На Сахалин?! Вы с ума сошли, извините за грубость, Сергей Николаевич! Там же потрясучки!

Наталья Александровна сдвинула брови.

— Что значит потрясучки?

— Ха, она не знает, — всплеснула руками Капа и призвала в свидетели картинку на стене, горшок с бальзамином на окне и закипающий чайник на электроплитке, — землетрясения там постоянные. Это вы понимаете? Куда вас черт несет!

Но их уже несло. Решение было принято, Сергей Николаевич написал заявление об увольнении.

Мордвинов заявление подписал. Долго вчитывался в каждую букву, будто так уж и понять с одного раза не мог, брался за ручку, клал на место, и все-таки подписал. В приказ, в отдел кадров.

Сергей Николаевич принял заявление, начальник Брянстройтреста грустно усмехнулся и повел головой, а потом уткнулся в бумаги на столе.

Сергей Николаевич тихо вышел из кабинета, притворил обитую коричневым дерматином дверь и отправился на первый этаж, в отдел кадров.

До этого времени ему везло. Вербовочный пункт в лице товарища Брыксина встретил решение Уланова с восторгом. Товарищ Уланов был обнадежен, малейшие сомнения незамедлительно погашены. Теперь оставалось дело за малым. Надо было довести увольнение до конца, до полного расчета и выписаться из Брянска.

И вдруг заколодило. Завкадрами, солидный мужчина с внимательными и умными глазами решительно пресек все поползновения Сергея Николаевича на долгий путь в Сахалинскую область.