Возвращение в Эдем. Книга 1 - [18]

Но ведь что-то все-таки произошло, печально думал Филип, шагая по саду и совершенно не замечая вокруг себя буйно цветущих роз и олеандра. С того самого дня Джилли вела себя очень странно, то впадая в депрессию, то в мрачном безрассудстве посылая все к чертям. Он знал, что по ночам она лежала без сна, а по утрам подолгу валялась в постели и что на этой неделе не ходила на свои обычные физкультурные занятия и отказалась от традиционной встречи с подругами за чашкой кофе. Она стала гораздо больше курить и почти ничего не ела. Несомненно, произошло нечто такое, что нарушило ее душевное равновесие.

Филип подошел к границе сада и остановился, вглядываясь в бухту. Там, впереди, лежало Тасманово море, за которым простирались неумолимые просторы Тихого океана. Он повернулся и пошел по Аллее королевы Елизаветы вдоль береговой линии бухты, стараясь привести свои мысли в порядок. Единственное, что изменилось и что оказалось совершенно неожиданным на свадьбе Стефани, это сама Стефани. Филип не удержался от вывода о том, что именно перемена в жизни Стефани и была тем событием, которое Джилли оказалось так тяжело перенести.

Филип уже давно знал, что, как это всегда бывает в отношениях между лучшими подругами, в отношениях между Джилли и Стефани существовала заметная доля зависти — по крайней мере, со стороны Джилли. Эта зависть возникла в самом начале их дружбы, задолго до того, как он познакомился с Джилли; причем, даже повзрослев, Джилли так и не смогла от нее избавиться. Стефани безусловно была тут ни при чем, настолько искренней, доброй и сердечной она была по отношению к Джилли. Но Джилли не могла простить Стефани того, что та владела состоянием Харперов, хотя Бог свидетель, с отчаянием подумал Филип, мы сами имеем более чем достаточно. Филип был состоятельным сорокалетним холостяком, когда Джилли вышла за него замуж, и с тех пор он весьма преуспел как адвокат. Сейчас его дела шли еще лучше. Для его фирмы открывались большие возможности в Соединенных Штатах. Даже при всей расточительности Джилли у них всегда было достаточно денег для того, чтобы обеспечить роскошную жизнь для такой бездетной пары, как они.

«Бездетной», — Мысль эта ударила его как хлыстом, и тень застарелой боли пробежала по его лицу. Он уже давно примирился с тем, что из-за неизлечимого гормонального расстройства Джилли не могла иметь детей. Но она-то с этим не примирилась. Про себя Филип сомневался, что Джилли смогла бы стать хорошей матерью: она вряд ли была создана для такой самоотверженной роли. Сам он до женитьбы счастливо прожил сорок лет, не задумываясь о детях, и, если не считать редких и случайных приступов сожаления, никак не ощущал их отсутствия в своей жизни. Для Джилли, однако, известие о ее бесплодии было большим ударом, от которого она так и не сумела оправиться. В отличие от нее у Стефани уже были дочь и сын, а теперь, снова выйдя замуж, она вполне могла задуматься о дальнейшем увеличении семьи. Ей еще не было сорока лет, так что при соответствующем медицинском контроле она могла бы родить еще не одного ребенка, если бы захотела. Не этими ли тайными мыслями она поделилась с Джилли, когда та была у нее наверху? Не по этой ли причине Джилли так расстроилась?

А может быть, все гораздо проще, подумал Филип, подходя к самому краю мыса и поворачивая назад.

Джилли — яркая женщина с кошачьей мордочкой, широко поставленными глазами, густыми волосами медового цвета и гладким округлым телом, покрытым золотистым загаром. Ее привлекательность в глазах мужчин для нее очень важна (сердце Филипа болезненно сжалось: он вспомнил несколько недавних случаев, когда ему пришлось закрыть глаза на происходящее, чтобы хоть такой ценой сохранить жалкие остатки ее любви к нему). Тем не менее в день свадьбы, несмотря на красивый наряд Джилли, Стефани ее явно затмила. В этот день Стефани благодаря не только со вкусом подобранному костюму лавандово-синего цвета, но и состоянию радостного подъема выглядела не просто привлекательной и милой, а по-настоящему красивой. Из-за столь разительной перемены в ее внешности тот факт, что ей удалось пленить мужчину, который был не только теннисной «звездой», но и — даже в представлении Филипа — редким красавцем, не казался чем-то из ряда вон выходящим. Может быть, Джилли испытывала зависть от того, что Стефани, пусть даже в день собственной свадьбы, оставила ее далеко позади? Может быть, она воспринимала превращение своей подруги из гадкого утенка в прекрасного лебедя как личное несчастье?

«Бедненькая моя, — подумал Филип во внезапном приливе сострадания, — как же мне помочь тебе пережить это?» Это было так характерно для Филипа: он всегда в первую очередь думал о Джилли и только потом — о себе. Удовлетворение всех ее потребностей было для него важнее всего на свете. Нельзя сказать, что он не замечал ее недостатков, но он не мог сердиться на нее из-за них; напротив, они трогали его сердце. Ее слабость требовала от него покровительства, а вспышки раздражительности — терпения. Он видел ее насквозь, но то, что он видел, не могло убить его любовь к ней. В самом начале их отношений он взял на себя заботу о жалкой девчонке, какой тогда была Джилли, и с тех пор он еще ни разу не находил достаточных причин отказываться от этой заботы.