Возвращение в джунгли - [22]

– Если только он не замышляет грабежа, – возразил Абдул.

– Тогда единственное, что мы можем сделать, это выждать, пока он запустит руку, – засмеялся Тарзан. – И я ручаюсь, что он пресытится грабежом раз навсегда, раз мы предупреждены. – С этими словами он перестал думать о незнакомце, не подозревая, что через несколько часов, и при самых неожиданных обстоятельствах, ему придется вспомнить о нем.

Кадур бен Саден, плотно пообедав, простился со своим хозяином. С полными достоинства заверениями дружбы он приглашал Тарзана навестить его в его пустынных владениях, где столько антилоп, оленей, кабанов, пантер и львов, что самый ярый охотник останется доволен.

После его ухода человек-обезьяна, вместе с Абдулом, снова отправился бродить по улицам Сиди-Аиссы и скоро был привлечен диким грохотом каких-то медных инструментов, раздающимся из одного из многочисленных «мавританских» кафе. Было часов восемь и танцы были в полном разгаре, когда Тарзан вошел. Комната была битком набита арабами. Все они курили и пили густой, горячий кофе.

Тарзан и Абдул разыскали место в центре комнаты, хотя любящий тишину человек-обезьяна предпочел бы устроиться где-нибудь в стороне, подальше от музыкантов, производящих невероятнейший шум на своих арабских барабанах и рожках. Танцевала довольно хорошенькая девушка, которая, обратив внимание на европейца и рассчитывая на щедрую благодарность, перебросила ему через плечо шелковый платочек, за что получила франк.

Когда ее место заняла другая девушка, быстроглазый Абдул заметил, что первая остановилась с двумя арабами в конце комнаты, возле боковой двери, ведущей во внутренний двор, в котором на галерее, его окружающей, были расположены комнаты девушек, танцующих в кафе.

Вначале он не придал этому значения, но потом уголком глаза подметил, что один из мужчин кивнул в их сторону, а девушка обернулась и украдкой глянула на Тарзана. Потом арабы перешагнули порог и потонули во мраке двора.

Когда снова дошла очередь до той же девушки, она танцевала близко около Тарзана и дарила ему самые нежные улыбки. Угрюмо косились на высокого европейца смуглые, темноглазые сыны пустыни, но на Тарзана, видимо, не действовали ни улыбки, ни злые взгляды.

Девушка снова перебросила платочек ему на плечо и снова получила франк. Приложив его ко лбу, по обычаю ее сестер, она низко нагнулась возле Тарзана и быстро прошептала ему на ухо ломаным французским языком:

– Во дворе есть два человека, которые хотят причинить зло мсье. Я сначала обещала им заманить вас, но вы были добры ко мне, и я не могу этого сделать. Уходите скорее, пока они не заметили, что я выдала их вам. Они, наверное, дурные люди.

Тарзан поблагодарил девушку, уверил ее, что будет осторожен, и, окончив свой танец, она через маленькую дверь исчезла во дворе. Но Тарзан не ушел из кафе, как она его просила.

Следующие полчаса все шло спокойно, потом в кафе вошел с улицы мрачного вида араб. Он остановился возле Тарзана и начал делать бесцеремонные и оскорбительные замечания по адресу европейцев, но так как он говорил на своем родном языке, Тарзан абсолютно ничего не понимал, пока Абдул не взялся просветить его.

– Этот человек хочет затеять ссору, – предупредил Абдул. – Он не один, да в сущности, в случае стычки, все были бы против вас. Лучше уйти спокойно, господин.

– Спроси этого человека, что ему нужно? – приказал Тарзан.

– Он говорит, что собака-христианин оскорбил девушку, которая ему принадлежит. Он ищет ссоры.

– Скажи ему, что я не оскорбил ни его девушку и никакую другую, пусть он уйдет и оставит меня в покое. Мне не из-за чего ссориться с ним, и ему со мной тоже.

– Он говорит, – повторил Абдул, – передав слова Тарзана, – что вы сами собака, и сын собаки, а бабушка ваша – гиена. А между прочим – вы лжец.

Инцидент уже начал привлекать внимание окружающих, и взрыв хохота, которым был встречен этот поток ругательств, достаточно показал, на чьей стороне симпатии аудитории.

Тарзан не любил, когда над ним смеются, не нравились ему и выражения, употребленные арабом, но он не проявил никаких признаков гнева и спокойно поднялся со своего места. На губах у него играла полуулыбка, но вдруг сильный кулак опустился на лицо хмурого араба.

Как только человек упал, с полдюжины юрких его соотечественников влетели в комнату с улицы, где, очевидно, поджидали своей очереди. С криками: «Смерть неверному!» и «Долой собаку-христианина!» они бросились прямо на Тарзана.

Несколько арабов помоложе, из бывших в комнате, тоже вскочили на ноги, чтобы присоединиться к нападающим на безоружного белого. Тарзана и Абдула массовым напором отбросили в конец комнаты. Юный араб остался верен своему господину и сражался рядом с ним с ножом в руке.

Страшными ударами человек-обезьяна сбивал с ног каждого, приближавшегося к его мощным рукам. Он боролся спокойно и не произнося ни одного слова, а на губах у него играла та же улыбка, с какой он встал и нанес удар оскорбившему его. Казалось невероятным, чтобы он или Абдул могли уйти живыми от этого моря разъяренных людей, размахивающих саблями и кинжалами, но многочисленность нападающих отчасти служила защитой. Толпа, вопящая и кипящая, сбилась так тесно, что невозможно было пустить в ход оружие, и никто из арабов не решался стрелять, чтобы не ранить своих.