XVII
Белый вождь племени Вазири
Увидав перед собою выросшую как из-под земли страшную фигуру Тарзана с ножом в руке, черный часовой задрожал от ужаса. Забыв о своем ружье, он не догадался даже закричать, чтобы поднять тревогу. Его единственной мыслью было скрыться от этого чудовища, от исполина, полуосвещенного дрожащими отблесками костра.
Но прежде чем он успел пошевелиться, Тарзан бросился на него. Звать на помощь было уже поздно. Часовой напрасно барахтался и отбивался, — стальные руки сжали его горло. У него захватило дыхание, глаза готовы были выскочить из орбит, он вздрогнул в последний раз — и замер.
Тарзан положил тело на плечо, прихватил ружье и снова направился к своему наблюдательному пункту. Он спрятал мертвого часового в густой листве, а затем прицелился в ту хижину, где, по его расчетам, должен был находиться предводитель арабов, и нажал собачку. Раздался гулкий выстрел, — и из хижины донесся громкий стон. Тарзан улыбнулся.
Встревоженные выстрелом из хижин выбежали арабы и Мануема.
Когда они заметили исчезновение часового, поднялась паника. Началась беспорядочная стрельба по воротам деревни, хотя там никого не было. Тарзан воспользовался суматохой и выстрелил в самую гущу толпы.
Из-за шума никто не услышал выстрела. Один из арабов закачался и, сраженный неизвестно откуда взявшейся пулей, упал. Мануема бросились врассыпную. Арабам с трудом удалось успокоить их, но ненадолго. Тарзан, спрятавшись в густой листве, внезапно издал страшный крик, от которого холод прошел по коже захватчиков. В ужасе они оглянулись и увидели вылетевшее из чащи леса, как бы брошенное чьей-то могучей рукой, тело их часового.
Вновь началась паника. Всем казалось, что какое-то ужасное чудовище спрыгнуло с дерева с намерением вырвать новую жертву из их рядов. Одни спрятались в хижинах, другие, перескочив через частокол, устремились в джунгли.
Некоторое время стояла настороженная тишина, но Тарзан знал, что рано или поздно беглецы возвратятся в деревню, — и тогда его проделка будет, наверно, открыта. Поэтому он с ветви на ветвь, кружным путем, отправился к месту стоянки.
В это время один из арабов, крадучись, пробрался к деревню… Он увидал, что страшное существо, выскочившее из лесной листвы, лежит неподвижно среди улицы. Приблизившись, он узнал в нем своего часового.
На зов араба прибежали остальные и после нескольких секунд короткого, возбужденного совещания, как и предполагал Тарзан, — открыли ожесточенный огонь по деревьям, с которых упало тело убитого часового. Если бы Тарзан остался там, он был бы неминуемо расстрелян десятками пуль. Когда арабы и Мануема увидали, что единственные знаки насилия на теле их товарища — отпечатки пальцев на его горле, их снова охватил страх и отчаянье Каждый почувствовал угрозу страшной, неожиданной смерти. Какой же смелостью и силой должен обладать враг, решившийся проникнуть в самую середину деревни и голыми руками задушить вооруженного человека! Суеверные Мануема приписывали это убийство злому лесному духу. Арабы тоже не находили другого объяснения. Мануема решили покинуть проклятое место, отступить перед натиском невидимых, таинственных врагов. Арабы не могли с ними ничего поделать.
Когда утром Тарзан, во главе отряда черных воинов, подкрался к деревне, он увидал, что все были заняты сборами в путь. Мануема укладывали в связки слоновую кость. Тарзан только усмехнулся, ибо знал, что этот груз им не придется далеко нести на своих плечах.
Вдруг он увидел нечто, что серьезно обеспокоило его. Несколько человек хлопотали над факелами, стараясь раздуть их пламя. Было ясно, что они, уходя, собирались поджечь деревню.
Мигом Тарзан взобрался на дерево у частокола и, приставив ладони рук ко рту, громко прокричал по-арабски:
— Не поджигайте деревни — или мы перебьем вас всех! Не поджигайте деревни — или мы перебьем вас всех!
Он повторил это раз двенадцать. Мануема остановились. Кое-кто из них в страхе опустил факел к земле; огонь погас. Араб, наблюдавший за чернокожими, бросился к ним, угрожая палкой. Видно было, что он принуждает их снова раздуть огонь и поджечь соломенные крыши хижин. Тарзан поднял ружье, прицелился и выстрелил. Араб рухнул как подкошенный, а Мануема, в ужасе побросав свои факелы, разбежались. Арабы открыли по ним стрельбу.
Но как ни были ожесточены попавшие в ловушку охотники на людей, — они благоразумно решили оставить мысль о поджоге деревни, надеясь вскоре вернуться сюда, но уже с такими силами, которые были бы способны стереть с лица земли дерзкое племя Вазири и уничтожить все живое на много миль вокруг.
Напрасно старались они найти того, кто своим криком расстроил их план поджога и обратил в бегство малодушных Мануема. Даже самый зоркий глаз не смог бы заметить Тарзана в густой листве его лесного убежища. Не успело замереть эхо выстрелов, как с ветви на ветку перебежал он уже на другое место, и, решив лишний раз потешиться над своими врагами, крикнул, снова приложив ладони ко рту:
