Возвращение седьмого авианосца - [71]

— Да, сэр.

— Но я беспокоюсь о вас, Брент. Вы не можете вернуться домой с их моральными ценностями.

— Я и не собираюсь этого делать, сэр.

— Вы убили женщину.

— Да.

— Вы почувствовали сожаление?

— Нет.

— Ликование?

— Нет.

— Это меня и беспокоит.

Брент выпрямился.

— Сэр, я убил двух членов «Саббаха»: одного голыми руками, другого застрелил из пистолета. Тогда вы не волновались.

— Вы разозлились.

— И испугался, адмирал.

— Но в случае с Кэтрин Судзуки не было ни того, ни другого.

Молодой человек откинул голову назад и посмотрел на трубы над головой.

— Я почувствовал злость и страх, когда грузовик несся на нас, адмирал.

Ластик прошелся по крышке стола, оставляя след в виде буквы «икс».

— Но когда вы приставили ей ко лбу свой пистолет, когда вы взвели курок, что вы почувствовали?

Большие бездонно голубые глаза опустились на адмирала, и двое мужчин некоторое время молча смотрели друг на друга.

— Почувствовал то же самое, что я чувствую, когда наступаю на таракана.

Когда адмирал Фудзита вернулся на авианосец, ожидаемое штабом совещание не состоялось. И поэтому Брент лежал на своей койке, заложив руки за голову, дивясь разговору, происшедшему между ним и адмиралом Алленом, и странным, иногда невероятным вещам, которые происходили с ним за последние полгода. Он вспомнил, как давным-давно впервые встретился с адмиралом Фудзитой, как адмирал говорил ему, насколько высоко ценил он его отца Пороха Росса. Как погиб Порох Росс. Что он умер, как самурай.

Брент поежился. Может, в каждом из солдат в той или иной степени живет самурай? Может, бусидо четко определило все чувства и управляет всеми людьми, надевшими форму и взявшими в руки оружие? Конечно, если бы его спросили, он с уверенностью ответил бы, что адмирал Фудзита имеет подобное право. Да, самурай всецело предан воинским обязанностям, действует в рамках понятий о чести самурая и готов умереть с улыбкой на устах. В Аннаполисе этому его не учили.

Брент ударил кулаком по тонкому матрацу. И он думал об этом, попав в самурайскую среду в тот день в храме Вечного Блаженства, когда лейтенант Коноэ обнажил свою шею. Брент помнил момент удара. Помнил, как Фудзита прокричал команду. И чувство счастья, завершенности и безмерной пустоты своей жизни, которая внезапно заполнилась. Заполнилась чем?

Выругавшись, Брент сел, вдруг услышав по динамику голос Фудзиты, в котором, несмотря на его металлическую неестественность, чувствовалась властность.

— Команда «Йонаги»! Я встретился с Сыном Неба. Он доволен «Йонагой».

Поскольку Фудзита с презрением относился к силам самообороны, считал парламент сборищем человекообразных обезьян, он отвечал только перед императором и подчинялся только его приказам. Фудзита, несомненно, был доволен тем, что услышал в императорских покоях.

— Его Величество сказал, что только «Йонага» стоит между Японией и ее врагами. Он приказал нам делать то, что мы хорошо умеем, — встретить наших врагов, собирающихся на другом конце земного шара, и уничтожить их. С поддержкой богов, чьим посланником является микадо, мы не можем потерпеть неудачу. — Последовала пауза, а затем голос запел: — Трупы плывут в морских пучинах…

Брент узнал старый японский гимн «Кимигайо»[17], который команда пела перед боем в Средиземном море. К адмиралу присоединились тысячи голосов, проникавших повсюду: через вентиляционные отверстия, двери, сталь. Энсин пел вместе со всеми, проговаривая те слова и фразы, которые он знал:

«…в морских пучинах, трупы гниют на горных лугах. Мы умрем, мы умрем за императора. Умрем без оглядки.» Динамик захрипел от криков «банзай» и топота ног. Наступило молчание.

Брент снова лег, заложив руки за голову.

— Явно не «Встали на якоря», — сказал он сам себе и рассмеялся. Он смеялся и смеялся. И не мог остановиться. А когда наконец ему это удалось, он почувствовал себя ослабевшим, по его щекам текли слезы. Брент перевернулся на бок с широко открытыми глазами и уставился на переборку, на которой висел меч Коноэ.

16

Полковник Ирвинг Бернштейн пять лет прослужил в посольстве Израиля в Токио, и теперь, как знаток города, он вел служебную «Мицубиси» без опознавательных знаков из Йокосуки в столицу. Рядом с Бернштейном сидел подполковник Мацухара, а энсин Росс устроился на заднем сиденье. Им предстояло проехать около пятидесяти километров. Все трое были вооружены пистолетами «Оцу», спрятанными в наплечной кобуре.

— Если этот седан у «Мицубиси» так же хорош, как и ее А6М2, то он должен обойти все машины на дороге, — язвительно заметил Мацухара, не отличавшийся особым чувством юмора.

Бернштейн и Росс были обрадованы хорошим расположением духа пилота. Несмотря на то, что Мацухара выказал намерение разделить свое время между «Йонагой» и Токийским международным аэропортом, он сумел отложить выход на берег, отправив своих ведомых и наиболее надежных летчиков-истребителей Тецу Такамуру и Хитоси Кодзиму на летное поле для координации подготовки летного состава. Тренировка бомбардировщиков проходила под руководством старого опытного командира подполковника Ямабуси, который перевел свой штаб в Каоумигауру.

— Вам хватит пилотов и машин? — спросил Бернштейн, направляя маленький седан через окраины Кавасаки к широкой автостраде.