Возвращение самурая - [19]
– Э, нет, Петр Иванович, так не пойдет! – Василий потер руки и весело заглянул в глаза своему собеседнику. – У вас и имя-то вряд ли настоящее, хоть вы и числитесь одним из «бр. Кузнецовых». А кстати, второй брат действительно существует? Я о своем компаньоне будущем должен все, как на духу, услышать от него.
– Позвольте, как, то есть, о компаньоне?!
– Сами, сударь, виноваты: вольно вам было о деньгах моих беспокоиться. Вот и я о них тоже побеспокоился – чего им, в самом деле, без движения лежать? Я их сию минуту и решил в ваше дело вложить. Давно вижу, что вам одному трудновато справляться: салон обновления требует, да капитала, сознайтесь, недостает… Ну как – берете в компаньоны? Хотя предупреждаю: денег у меня не так много, как можно было бы предположить, – на самом деле платят японцы скуповато, а жизнь в нашем благословенном городе дорожает день ото дня.
Фотограф покрутил головой:
– Ну у вас и приемчики, однако! – Помолчал и затем решительно хлопнул ладонью по протянутой ему руке: – Идет! Как «легенда» мне эта ваша затея нравится. Но я один решать такие дела не могу – надо посоветоваться. Кстати, имейте в виду, что все бумаги по фотографии оформлены на известное вам мое имя, как бы вы ни сомневались в его подлинности. И второй «брат» действительно существует. Он является совладельцем, но живет в Москве. Ну а вы, раз уж решили войти в дело, пока, может, станете вникать в наше, так сказать, производство? Нет, в самом деле, хотите научу фотографировать? Не боги горшки обжигают.
И теперь уже Василию пришел черед воскликнуть:
– Идет!
Соглашение запили горячим, со странноватым привкусом, чаем, попутно обсуждая, где Василию приобрести простенькую для начала фотокамеру.
Сев на своего любимого конька, Петр Иванович стал таким, как обычно: добродушным, простоватым, веселым. Но теперь Василий уже не мог забыть, какой наблюдательный и аналитический ум кроется за непритязательной внешностью этого вроде бы всего лишь мелкого хозяйчика. И неожиданно для себя спросил:
– Петр Иванович, вы большевик?
– А вы, голубчик, не в обиду вам сказать, уже отличаете большевиков, скажем, от эсеров или кадетов?
– Ну зачем же так? – все-таки обиделся Василий. – Я же не на другой планете живу, вижу, что вокруг делается.
– Я вовсе не хотел вас обидеть, – в свою очередь удивился фотограф. – Просто вы в России не так уж давно и до сих пор интереса к политике за вами не замечалось.
– Так. И с каких пор за мной, так сказать, замечают?
– Ну вот что, – нахмурился Кузнецов, – если вы это насчет слежки, так не по адресу. Мы не охранка. Но дела у нас с вами серьезные, и доверять вовсе неизвестному человеку было бы неразумно. Так что свои справки, конечно, навели. И, как видите, в вашу пользу. А возвращаясь к вашему вопросу, я задам встречный: если я, допустим, большевик – это что-нибудь меняет в наших с вами отношениях? И что вы вообще знаете о большевиках?
– Только то, что говорится в листовках, на которых вы изволили начертать свое первое приглашение сюда, – парировал Василий. – Помнится, там было обращение Ленина.
– А вам, оказывается, палец в рот не клади! – рассмеялся фотограф. – И все же, если ваш интерес к большевикам – не праздное любопытство, это предмет для серьезного разговора. Предлагаю его отложить для менее позднего времени.
Поняв это предложение как сигнал к окончанию чаепития, Василий поднялся:
– До свидания. Надеюсь, не до более подходящего времени?
Петр Иванович снова рассмеялся, и они условились о следующей встрече.
Василий вышел в сырую темень улицы. Он шел, как обычно, не слишком остерегаясь пустых переулков и распахнутой черноты проходных дворов. И все же что-то мешало ему полностью отдаться набегавшим мыслям – что-то еще, кроме звука собственных шагов и шороха ветра в мокрой листве. Он резко обернулся и скорее почувствовал, чем увидел, серую тень, пересекшую тусклый отсвет газового фонаря.
Это больше разозлило, чем насторожило его. И все же стоило выяснить, кто из любителей замечать за ним на сей раз выслал вдогонку соглядатая. Василий не сбавил шага, но и не побежал – он просто нырнул в первый же проходник, но, не продолжая движения, затаился. Услышав шаги преследователя – тот уже не прятался, топал в открытую, – Василий неслышным движением поднял камешек и кинул вперед, обозначая звуком его падения там, далеко, свое присутствие. Соглядатай купился: шумно дыша, протопал мимо.
Неимоверным усилием воли Василий остановил себя, чтобы не кинуться за ним. Между тем фигурка там, вдалеке, остановилась, потопталась и все же ринулась дальше. Василий перевел дух и быстрым, но не торопливым шагом порядочного человека вернулся и продолжил свой путь, пока не затерялся среди прохожих освещенной и многолюдной улицы.
Все еще обдумывая происшедшее, он вошел в вестибюль гостиницы и уже направился к лестнице, когда его остановил портье:
– Господин Ощепков, вас тут дожидаются. Дама…
Нет, решительно сегодняшний день предполагал и закончиться так же, как начался: сюрпризом. Он, не скрывая изумления, обернулся. Портье был прав: эту женщину действительно хотелось назвать дамой – стройная, в черном, может быть, траурном, платье; на маленькой шляпке приколота вуалетка, наполовину скрывающая лицо. Чуть привядший рот не накрашен и как-то горестно сжат. Она заговорила дрогнувшим голосом:
Перед вами – удивительная книга, настоящая православная сага о силе русского духа и восточном мастерстве. Началась эта история более ста лет назад, когда сирота Вася Ощепков попал в духовную семинарию в Токио, которой руководил Архимандрит Николай. Более всего Василий отличался в овладении восточными единоборствами. И Архимандрит благословляет талантливого подростка на изучение боевых искусств. Главный герой этой книги – реальный человек, проживший очень непростую жизнь: служба в разведке, затем в Армии и застенки ОГПУ.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.