Возвращение Одиссея. Будни тайной войны - [5]
– А ну-ка давай раздвинем наши сладкие ножки. Пусть дядя Джефф полюбуется нашим сокровищем.
Сначала дядю Джеффа немного покоробила слишком уж быстрая и, как ему показалось, абсолютно механическая реакция на его полураспоряжение-полупросьбу, но, слегка поколебавшись, он счел за лучшее отбросить ненужные мысли и сосредоточиться на более приятных и очевидных вещах. Насладившись созерцанием сокровища, он наклонил голову вниз и, как в замедленном кинокадре, осторожно, с придыханием провел языком по внутренней стороне сначала правого бедра объекта своих вожделений, затем левого, затем снова правого и, наконец, с урчащим стоном впился в само сокровище. Вдоволь над ним поворожив, он сделал пару резких пластунских движений вверх и, внимательно посмотрев на окаменелое лицо с закрытыми глазами в обрамлении огненно-медных волос, снова немного поколебался, но тут же накрыл плотно сжатые кораллы губ глубоким, жадным поцелуем. После этого поцелуи уже градом посыпались на щеки, шею, плечи, грудь, в то время как крепкие руки гладили, тискали, мяли все доступные и недоступные участки и части распластавшегося по кровати податливого тела.
Но тут случилась немного странная вещь, которую Джефф почувствовал не сразу. Вернее, почувствовать-то он ее почувствовал, просто некоторое время, по инерции, старался об этом не думать, а может, просто боялся себе в этом признаться. Вожделение, которое по всей логике должно было нарастать, неуклонно стремясь к своему апогею, внезапно начало плавно, но неуклонно уходить в каком-то неизвестном направлении, неизбежно сопровождаясь изменением соответствующих физических параметров наиболее ответственных жизненных органов. Джефф напряженно и сосредоточенно замер, внезапно прервав все свои движения и действия. И тут же в его мозгу с кристальной ясностью обозначился ответ на так еще до конца не сформулированный вопрос. И ответ этот был предельно прост. Под ним сейчас лежала не женщина. Под ним лежала мягкая, теплая, послушная и абсолютно безжизненная раскладушка. Она опять оставила его в дураках. Скифская тактика, когда перед врагом отступают, внушая ему уверенность в победе, превращающуюся в конечном итоге в его поражение и позор. Но нет, он не привык так просто сдаваться. Прильнув к маленькому аккуратному ушку, Джефф обдал его жаром.
– Тебе нравится, как я тебя целую? – И, не дожидаясь ответа, быстро выдохнул: – Теперь твоя очередь, детка.
Цепкой хваткой впившись в предплечья своего строптивого антагониста, он откинулся на спину и, не без усилий перевернув и посадив Хелен на себя, заставил ее занять положение, предполагающее переход к гораздо более активным действиям.
– Ну, я жду, – с кривой ухмылкой посмотрел он на нее снизу вверх и, снова не дожидаясь ответа, с ощутимым усилием наклонил ее голову к своей груди. – Поцелуй меня сюда, у тебя это так хорошо получается.
Сначала он почувствовал лишь учащенное, прерывистое дыхание, обдающее его грудь легким приятным жаром, затем, через несколько секунд, осторожное, словно делающее одолжение, воздушное прикосновение губ. Джефф улыбнулся еще шире, чего, конечно же, не могла видеть его поставленная в весьма специфическую позу жертва, и, по-хозяйски сдвинув голову жертвы чуть в сторону, подвел ее губы к своему левому соску. Несколько секунд губы находились в полной неподвижности, затем они слегка, как бы нехотя, приоткрылись, и тут Джефф ощутил прикосновение языка. Он ликовал.
– Так, девочка... так... давай. Ты все делаешь правильно.
Почувствовав, как рот девочки начал делать полноценные, ритмичные всасывающие движения, он, уже не сдерживая себя, издал тихий протяжный стон и крепко впился пальцами во взъерошенную шапку шелковых рыжих волос. Вскоре его руки, потянув за эти волосы, указали ласкающим его губам новое направление – прямо и вниз, а еще через некоторое время он, вновь резко вернув свою партнершу в ее первоначальное положение, яростно набросился на нее для окончательного и решающего штурма ее последнего несдавшегося бастиона.
– А почему ты так не любишь заниматься любовью по утрам? – Джефф, стоя перед квадратом окна и погрузив свой взор в предрассветное молоко, задумчиво обозревал с высоты семнадцатого этажа серые контуры параллелепипедов, со всех сторон обступивших расположенную неподалеку Таймс-сквер, одновременно пытаясь не глядя, на ощупь, застегнуть левый рукав своей сорочки.
– А что? – с некоторым вызовом ответила Хелен и непроизвольным движением слегка одернула полу своего коротенького розового кимоно. Она снова лежала на кровати, только на этот раз поперек ее, на боку, подперев голову кулачком, и курила очередную сигарету.
