Возвращение - [58]

– Да.

– Почему?

– Потому что в этом мое призвание. Так мы работаем в нашем ордене. Это способ обрести смысл. И любовь к ближнему… Анна сама пришла к нам. Нас около двадцати сестер, я была свободна.

Он немного подумал.

– Предполагаю, что вы были… очень близки?

– Мы много значили друг для друга.

– Вы доверяли друг другу?

– Конечно.

– Вы могли бы рассказать о ее болезни?

– Что вы хотите узнать?

– Например, была ли она прикована к постели все время?

Он понял, что она заранее знала, о чем пойдет разговор, и решила для себя, каким образом будет его вести, но, наверное, это было не так уж важно.

– Ей стало лучше.

– Лучше?

Она сразу стала серьезной.

– Да, комиссар. Ей стало лучше. Надеюсь, вы понимаете, что раны у нее были не только в бедренных костях? Существует еще и душа.

– Да, мне говорили об этом, – сказал Ван Вейтерен с нечаянной иронией. – Но что вы все же хотите этим сказать?

Она глубоко вздохнула и выпрямила спину:

– Независимо от того, верите вы в Бога или нет, наверняка вы согласитесь, что многие физические явления имеют психологическую причину. Духовную. – Она произнесла эти слова очень медленно, как будто сформулировала их заранее и хотела, чтобы он их обязательно услышал.

– Не могли бы вы немного разъяснить? – попросил комиссар.

– Предпочла бы воздержаться. Это вопрос о доверии… невысказанном… но тем не менее оно меня связывает. Я уверена, что вы меня понимаете.

– Вы считаете, что не имеете права разглашать это?

– В некотором роде.

Он кивнул.

– Но когда душевные раны затянулись, ее состояние улучшилось?

– Да.

– Насколько? Она могла передвигаться с помощью роллатора или палочки, например?

– Да.

– Она выходила из дома?

– Я вывозила ее каждый день на прогулку в инвалидном кресле.

– Но сама она не выходила?

– Насколько я знаю, нет.

Он посмотрел в окно за ее спиной:

– Расскажите, пожалуйста, что вы делали пятого июня тысяча девятьсот девяносто второго года.

– Нет.

– Вы знаете, что в этот день делала Анна?

Она не ответила. Только посмотрела на него своими мягкими карими глазами без тени смущения или беспокойства.

– Как далеко отсюда до «Ульменталя»?

– Двадцать пять километров, – не задумываясь, ответила она.

Ван Вейтерен допил чай. Прислонился к стене и прислушался к тишине, которая повисла над их столиком. «Удивительно, сколько информации можно передать с помощью молчания», – подумал он. Он мог бы сейчас задать важные вопросы, конечно, такова обычная процедура… Он не получил бы на них ответов, но по привычке ловил бы нюансы в высказанных словах. Данная ситуация была совершенно необычна: это почти что стилизованное молчание разительно отличалось от рядовых сценариев. На мгновение он опять почувствовал головокружение. Может быть, и не то послеоперационное головокружение, но чувство слабости и беспомощности, ощущение потери почвы под ногами… или понимания чего-то такого, что раньше казалось очевидным. И огромное, колоссальное чувство ответственности.

– Ее душевные раны… – сказал он наконец. – Вы знали, как они появились?

– Она никогда не рассказывала.

– Это я понял. Но, может быть, вы, тем не менее, знали?

Она снова улыбнулась:

– Комиссар, я не могу обсуждать то, что больше не принадлежит мне.

Он немного поколебался.

– Вы верите в высшую справедливость? – спросил он.

– Абсолютно.

– А в земную?

– В нее тоже. Мне жаль, что я не могу многого вам рассказать, но мне кажется, вы уже знаете то, что вам нужно. Мне не пристало нарушать обет и заниматься домыслами. Если бы она хотела, чтобы я знала всё полностью, то, несомненно, рассказала бы мне. Но она этого не сделала. Если бы она хотела, чтобы я кому-то передала эту информацию, то попросила бы меня об этом. Но это не так.

– Подходит мне роль Немезиды?

– Возможно. Профессия – это тоже призвание.

Он вздохнул:

– Можно мне задать вам один личный вопрос, который не касается данного дела?

– Конечно. Пожалуйста.

– Вы верите в то, что Бог вершит земные дела?

Она сцепила лежащие на коленях руки в замок:

– Да. Верю в высшей степени.

– Как он это делает?

– Многими способами. Через людей.

– И вы верите, что он тщательно выбирает свои орудия?

– Почему бы и нет?

– Да так, просто подумалось, – сказал Ван Вейтерен.

«Предчувствия!» – подумал он, когда в первый раз остановился отдохнуть на обратном пути. Предчувствия и воздух.

Он вздохнул. Прокурор Феррати будет смеяться до слез, если я приду к нему с чем-то подобным, в этом можно не сомневаться.

Не задумываясь над тем, что делает, он начал рисовать кружки на полях вечерней газеты, лежавшей перед ним на столе. Рассмотрел получившийся неясный узор и попытался для самого себя упорядочить полученную информацию.

Если Верхавен и правда невиновен, то возможно, что настоящий убийца – подозреваемый. Не исключено, что Анна, его полтора года назад умершая жена-инвалид, так думала. По крайней мере, он чувствовал, что сестра Марианна предполагала, что она посещала Верхавена в тюрьме… И в таком случае, возможно, причиной визита было желание рассказать то, о чем она догадывалась!

«Боже мой, – подумал Ван Вейтерен. – Вот так дедукция!»

Схематично на полях измятой газеты он изобразил ход своих мыслей, и выглядело это еще печальнее. Ряд неуклюжих кругов, соединенных нечеткими, паутинообразными линиями. Тьфу, черт! «„Где неоспоримые доказательства?“ – скажет Хиллер. Если он увидит это, то, наверное, немедленно потребует от меня заявление об увольнении», – подумал Ван Вейтерен.