Возвращение Кольки Селифонова - [2]

Противно скрипнула на ржавых петлях низенькая дверь, в сарай вошел хозяин со своим сыном, из-за их спин выглядывала худенькая девчонка в платке. Она положила на солому толстую лепешку с пластиковой бутылкой молока и уставилась на Кольку большими карими глазами. Чеченец строго что-то буркнул, и она тотчас же стремглав шмыгнула за дверь.

– Вставай, будэш помогать сыну.

Весь день Колька помогал по хозяйству. Подбрасывал сено скотине, перетаскивал с места на место какие-то мешки, несколько раз в сопровождении Руслана, младшего сына хозяина, ходил за водой к роднику под горой. С ним никто не разговаривал, ни хозяин Али, ни его домочадцы. Никто не обращал на него никакого внимания, кроме матери Али, старой скрюченной карги, которая все время что-то шамкала беззубым ртом, ковыляя мимо и поглядывая в его сторону. В ее глазах читалась лютая ненависть.

К Кольке обращались не иначе, как «Иван». «Иван, принеси то; Иван, сделай это; Иван, сходи туда»…

Хозяйство у Али было большое: куры, овцы, коровы, два бычка, лошади. Надо было всех накормить, напоить, убрать за всеми навоз. Еду в сарай приносила юркая одиннадцатилетняя Мариам, она с живым любопытством наблюдала за узником. Сарай не запирали, убежать он при всем своем желании никуда не мог. По двору по проволоке мотались два огромных цепных пса-кавказца, которые по любому поводу заходились яростным лаем, щеря свои желтые клыки. Одного, что побольше, злющего, звали Неро; другого, помоложе и посветлее, с остриженными ушами, – Казбек.

Несколько раз Колька, испытывая нестерпимый голод, тайком пробирался за яйцами в курятник. Сразу поднимался несусветный гвалт, поднятый курами. Который долго не утихал. Скорлупу из-под яиц прятал под солому или запихивал в узкую щель за ларь. Но однажды старуха подняла громкий кипеж по поводу пропажи, когда стала шарить корявыми пальцами по гнездам у несушек. Пришел с плетью рассерженный Али и два раза наотмашь стеганул пленника по спине. У того аж потемнело в глазах. Колька сразу уяснил: воровать нехорошо. Вечером, лежа под вонючей овчиной, он молил бога, чтобы война прекратилась как можно скорее, чтобы все для него окончилось благополучно. «Может, обменяют на кого-нибудь», – настойчиво теплилась и грела его ниточка надежды. Его именем и адресом никто не интересовался, похоже, выкуп никого не интересовал. Да и кто его будет выкупать? Нужны огромные «бабки», мать с отцом таких денег и за пять жизней не заработают.

Он сунул руку во внутренний карман, достал оттуда несколько писем, что просили отвезти в ПВД ребята. Вот Пашкино, это Мирошкина, а это с жирной надписью на конверте «Домой!» Ромки Самурского. Они, наверное, считают, что он письма отправил. А он, чучело гороховое, совершенно забыл про доверенную ему почту. Когда приехали в штаб, он же, балда, сразу спать завалился в машине. И вспомнил-то уже, когда назад ехали. Вот бы парни ему накостыляли, если бы узнали, что он их весточки не отправил родителям.

Грустные Колькины думы прервала Мариам, она принесла в сарай пару яблок, молча бросила рядом на солому и убежала, заливаясь тихим звонким смехом. Яблоки были яркие, сочные, упругие, с восковой на ощупь кожурой.

«Наверное, чем-то натирают, чтобы дольше сохранялись, – подумал Колька. – Наши-то в это время уже как картошка, мягкие, невкусные».

Сыновья у Али были крепкие ладные. Высокому Руслану лет семнадцать, молчаливому с презрительным взглядом Искандеру, похоже, все двадцать. Жена Али, маленькая плотная женщина в черном с красивыми грустными глазами, во двор выходила редко, в основном больше суетилась в доме.

Однажды чуть свет Руслан по висячему мосту увел солдата на другой берег в лес, где они пробыли почти весь день, ничего там не делая. Поначалу Колька грешным делом подумал, что парень заведет его подальше в лес и грохнет. Потом уже Селифонов узнал, что в селе в тот день проводилась «жесткая зачистка». Приезжали «вэвэшники» с «собрами» и крепко «прошмонали» местных. Но ничего не нашли, кроме десятка старых охотничьих ружей да двух старых мосинских винтовок. Задержали нескольких подозрительных парней без документов.

Руслан в отличие от отца и брата был общительным парнем. С интересом расспрашивал Кольку о работе на заводе, о городе, о службе в армии. Сам охотно делился своими мыслями и воспоминаниями. Рассказал про своего отца и бабку, как они были высланы в Казахстан, про то, сколько люда поумирало по дороге и там, на далекой неласковой чужбине. Колька и раньше слышал от старших про выселение чеченцев и ингушей с Северного Кавказа.

В этот раз, пока бесцельно бродили по лесу, Руслан поведал пленному солдату о своем покойном деде, старике Магомаде.

Магомад Хаджимурадов работал шофером на грузовике в родном колхозе «Заветы Ильича», женился на сестре своего лучшего друга Малика Тавсултанова, юной красавице Зухре. Жить им да радоваться, да через год началась жестокая война. Малика, Магомада и его братьев призвали в Красную Армию, защищать Родину от немецких захватчиков. Друг погиб в первом же бою: прорвавшийся вражеский танк из пулемета выкосил половину отделения, в котором тот служил, и потом долго утюжил ячейки, где укрылись оставшиеся в живых бойцы. Это случилось на глазах рядового Хаджимурадова. В конце 41-го рота, в которой находился молодой чеченец, попала в окружение. Плен. Унижение. Голод. Болезни. Смерть. Старший брат, Джабраил, который его здорово поддерживал в плену, умер от тифа. Несмотря ни на что, хотелось жить. Однажды в лагерь приехали вербовщики набирать добровольцев в кавказский батальон «Бергманн» для борьбы против «коммунистической заразы». Это был шанс остаться живым, он не отказался. Был зачислен во вторую роту, состоящую из выходцев с Северного Кавказа. Остальные роты состояли из грузин и азербайджанцев. Под командованием капитана Ланге прошел серьезную горную подготовку в Баварии. Осенью в составе группы «Шамиль» Магомад был заброшен под Грозный. Задание – при наступлении немцев захватить нефтяные промыслы. Но продвижение гитлеровской армии на южном направлении застопорилось, танки вермахта так и не смогли прорваться к чеченской столице. Диверсанты, вернувшись с задания, привели с собой около сотни дезертиров. После возвращения дед Руслана участвовал с батальоном в упорных боях с регулярными частями Красной Армии, потом был Крым, деревня Коккозы, где обосновался батальон; в задачи «Бергманна» входили охрана железной дороги Симферополь-Севастополь и уничтожение в горах партизанского движения. После войны Хаджимурадов оказался в лагере в американской оккупационной зоне и в 46-м был передан американцами русским. Когда репатриантов везли на поезде в СССР, многие, боясь неотвратимого возмездия на родине, кончали жизнь самоубийством. Магомад был свидетелем, как несколько власовцев и казаков перерезали бритвенным лезвием себе вены на руках и артерии на шее. Он был осужден военным трибуналом как изменник Родины и отправлен в Сибирь в сталинские лагеря. После долгой отсидки, которая показалась ему целой вечностью, больной и беззубый Магомад вернулся домой на Северный Кавказ, где его ждал уже взрослый сын Али и жена Зухра. Тяжелые годы, проведенные в застенках, серьезно подкосили его здоровье. Через год после возвращения он умер.