Возвращение из рая - [17]

И вдруг в одном дворике, почти пустынном, только по стенам неяркие ползучие цветы, вижу ШУРУ ПЛОТКИНА!!!

В незнакомой мне пижаме Шура ходит под ручку со странным невысоким бронзовым стариком. Не выкрашенным бронзовой краской, а из настоящей бронзы — металла. Старик в бронзовой чалме, в бронзовом халате без воротника. Одной бронзовой рукой поддерживает Шуру под локоток, во второй руке — бронзовая книга. Бронза темная, не блестит — старая-старая!

Ходят они вокруг желтовато-серого квадратного каменного пьедестала, на котором стоит жутко неудобное, с моей точки зрения, каменное кресло. А вокруг пьедестала — квадратная клумбочка с коротенькими цветочками...

— Шурик!!! — кричу я. — Шурочка!.. Господи! Да как же ты здесь оказался?!

Шура удивленно оглядывается, останавливает своего бронзового старика, видит меня и без особого восторга, но так симпатично говорит мне:

— Мартынчик!.. Как хорошо, что ты наконец отыскался. Познакомься, пожалуйста. Это сеньор Аарон Маймонидес — великий еврейско-испанский ученый, философ и врач. Ты не смотри, что он такой бронзовый, — он доктор Божьей милостью! Если бы не он, я бы... Ему знаешь сколько лет?

— Возраст-то явно пенсионный, — говорю.

— Глупенький ты мой Мартынчик, — так ласково говорит мне Шура. — Ему больше пятисот лет!

— Вот никогда не дал бы! — вежливо говорю я. — Как, ты сказал, его зовут?

— Аарон (через два «а») Маймонидес из еврейского квартала Худерия.

— У меня теперь тоже есть один знакомый Собак — Арон. Только с одним «а». Тоже из еврейского квартала. Бруклин называется...

— Боже мой, Мартын! Ну как ты можешь сравнивать?!

— А чего? — говорю. — Тоже — вполне приличный старикан.

А этот Маймонидес на меня даже не смотрит. И ни словечка. Да наплевать мне на его стариковские причуды, думаю. Важно, что он Шурика вылечил!..

Смотрю, старик начинает вскарабкиваться на пьедестал, а Шура его подсаживает. А в старичке весу как в двух автомобилях. Сплошная же бронза!..

Я давай Шуре помогать. Но старик Маймонидес довольно ловко влез туда к себе в кресло, уселся там и застыл. Будто и не он только что ходил по дворику с Шурой под ручку.

Пока я пялился, как бронзовый Аарон застывал на своем пьедестале, Шура куда-то исчез!

Мечусь по дворику, выскакиваю на кривые кордобские улочки, опять в дворик заглядываю — нету! Нету моего Шуры Плоткина!..

А жарища — несусветная, дышать нечем, лапы совсем отказываются служить, что-то на меня такое тяжелое наваливается — неужто это Маймонидес свалился на меня с пьедестала?! Чувствую — погибаю под этой тяжестью, задыхаюсь, теряю сознание...

А бронзовый Маймонидес сверху шепчет мне в ухо: «Зяма!.. Зямочка!..»

В последнем усилии, в уже угасающем сознании, рванулся я было из-под этой дикой бронзовой тяжести...

...и проснулся!..

Никакого Аарона Маймонидеса.

Навалился на меня во сне этот засранец Сокс и в сонном состоянии лезет на меня, болван, как на КОШКУ! А я под ним задыхаюсь! Еле-еле из-под него выбрался, врезал ему пару раз по рылу, разбудил таким образом и говорю:

— Ты, половой психопат, маньяк сексуальный, террорист херов! Ты в своем уме?! Ты чего на меня взгромоздился? Какой я тебе «Зяма»?! Ну-ка брысь в тот конец комнаты! И чтоб не приближался! А то не посмотрю, что ты Первый Кот Америки, накидаю пиздюлей, как Последнему Коту из Сестрорецка! Завтра придет твоя Зяма — вот и будешь на нее запрыгивать... А пока — вали отсюда! Надо же — раздухарился, раздолбай... А я тоже хорош — научил на свою голову!..

* * *

Утром у Сокса разбинтовали морду — ничего страшного. Опухоль малость опала, хотя глаз все еще оставался прищуренным. Что придавало Соксу выражение постоянной и надменной ироничности, целиком соответствующей его положению.

Во всяком случае, если бы я был Первым Котом Америки, естественно, при условии, что президентской парой были бы Шура и Рут, то я ходил бы только с такой мордой!

У меня тоже сняли лангетку с задней левой лапы. Я, слава Богу, перестал нелепо выглядеть — Кот на костыле, — только чуть-чуть еще прихрамывал...

Короче — обошлось. Мы пожрали чего-то ужасно вкусного и, как сказал доктор, очень полезного и ускоряющего процессы заживления. Даже молоко было с какими-то специальными целебными добавками!

К концу нашего завтрака примчалась Челси, внимательно осмотрела нас и сказала:

— Вы оба превосходно выглядите! Но у меня сегодня с утра ощущение, что вокруг вас витает какая-то тайна, которую знают все и все же скрывают ее именно от меня! Вы сами можете мне что-нибудь объяснить?

Я вовремя наступил передней лапой на хвост Сокса, потому что он уже разинул пасть, чтобы немедленно поведать Челси обо всех своих вчерашних половых подвигах.

Ему, дурачку, казалось, что раз они с Челси вместе выросли и одновременно взрослели, то Челси вправе знать обо всем, что он делал вчера ночью с Зямой!..

Он почему-то не учитывал, что при общем взрослении вместе с Челси он, Сокс, из Котенка превратился в обычного Черно-Белого Кота без яиц, а Челси стала молоденькой шестнадцатилетней девушкой. А даже в шестнадцать лет девочкам совершенно не обязательно все знать про чью-то половуху.

Про себя — Бога ради! Про себя ты обязана знать какие-то элементарные вещи из этой области — ну хотя бы из гигиенических соображений. Или чтобы не «влететь» раньше времени.