Возвращение из небытия (сборник) - [14]

Это означало, что до указанного срока чеченская сторона не муссирует вопрос о статусе Республики, а правительство России ищет дальнейшие средства нормализации взаимоотношений со своим субъектом Федерации.

Таким образом «мавр сделал своё дело» – необходимую передышку для «поправки здоровья» и собирания сил Россия получила. Но въедливый генерал Лебедь вскрыл и причины неудач военной кампании, и виновных ответственных лиц. Появилось в прессе его заявление на эту тему. Запахло большим кремлёвским скандалом. «Мавра» нужно было срочно «уйти»…

И 16 октября 1996 года министр МВД А. С. Куликов на пресс-конференции разгласил сведения, составлявшие государственную тайну по процессу урегулирования кризиса в Чеченской Республике, обвинив А. И. Лебедя в создании резервной группировки войск в целях государственного переворота…

Знакомый почерк спецслужб со сталинских времён – свалить всё с больной головы на здоровую.

12 мая 1997 года, подписывая Договор о мире и принципах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой Ичкерия, Б. Н. Ельцин собственноручно вычеркнул из документа пункт о необходимости руководствоваться «хасавюртовскими соглашениями», освободив тем самым чеченскую сторону от обязательств не поднимать вопрос о статусе Республики. Страсти стали накаляться с новой силой. Но при чём здесь Лебедь?

К народному заступнику (На родине Н. И. Махно)

Ещё в юношеские годы довелось мне услышать от участников Гражданской войны, среди которых были оба моих деда, о вооружённом мятеже в Сальских степях против диктатуры большевиков, поднятом в 1920 году одним из создателей красной кавалерии, сподвижником Б. М. Думенко и С. М. Будённого, командиром бригады Первой Конной армии Григорием Маслаком. Мятежный комбриг объявил себя сторонником Н. И. Махно и, объединив своих конников с отрядом атамана Брова, успешно действовал в течение года в междуречье Дона и Маныча, наводя ужас на представителей новой власти в хуторах и станицах. Его повстанцы останавливали поезда, следовавшие в Астрахань, на какое-то время занимали столицу Калмыкии город Элисту.

В советский период образ Нестора Махно и других народных вожаков, не согласных с политикой центральных властей, изображался только чёрными красками, под стать знамени махновцев, напоминавшему изображением черепа с перекрещенными костями пиратский роджер.

Вполне возможно, что те давние рассказы о Маслаке, Махно и других предводителях народных восстаний на Юге России и Украине вскоре бы и забылись, если бы не некоторые обстоятельства, занозившие мою память. Дело в том, что Григорий Маслак (в некоторых источниках Маслаков) был связан родственными узами с хутором Митрофановкой на Маныче. А из этого хутора родом моя мама, бабушка, прабабушка, и где прадед по материнской линии Антон Дементьевич Рогачёв был председателем сельского совета в начале двадцатых годов. О Григории Маслаке он знал не понаслышке.

Не пожелав принимать участие в карательных операциях против украинских крестьян на родине Махно в декабре 1920 года, Григорий Семёнович (встречается написание отчества Савельевич) Маслак самовольно увёл свою бригаду из украинских степей бывшей Запорожской Сечи на левобережье Дона, в Сальские степи, где он до Первой мировой войны работал объездчиком лошадей на конезаводе Пешванова, впоследствии ставшем известным конезаводом имени С. М. Будённого. Там же в годы Гражданской войны объезжал лошадей мой дед по матери Емельян Яковлевич Яценко. Вот такие хитросплетения судеб получились. И дед, и прадед встречались с Маслаком и его повстанцами. Но их воспоминания весьма разнятся с официальными источниками.

Как рассказывали мои близкие, появившись в Митрофановке, уже объявленный вне закона, Григорий Маслак вовсе не походил на бандита. Он объявил землякам, что не является врагом Советской власти, что одним из первых на Маныче встал на её защиту. И это было правдой, поскольку он принимал самое активное участие в формировании вместе с Думенко и Будённым краснопартизанских отрядов на юге Области войска Донского, чтобы противостоять контрреволюции на Дону и Северном Кавказе. Маслак подчёркивал, что он выступает за истинную народную власть – избранную в каждом хуторе и станице, как это веками было у казаков, а не назначаемую сверху диктатом партии большевиков. Он так же резко высказывал неприятие организованного государством грабежа крестьян продотрядами и кровавого насилия комиссаров и чекистов над бесправным населением.

Разговаривая с моим прадедом, председателем местного совета, участником восстания на броненосце «Потёмкин», комбриг не грозил ему никакими карами, не требовал, как большевики, беспрекословного согласия со своей позицией, а только сокрушённо сетовал:

– Большевики обманули нас посулами свободы и равенства. Никакой народной властью в стране и не пахнет. В Кремле засели инородцы, которые через комиссаров и чекистов своей национальности закабаляют нас, отнимают у народа последний кусок хлеба, семенное зерно, обрекая на голодную смерть. За малейшее неповиновение десятками и сотнями расстреливают без суда, как собак. Уничтожают семьи и родственников своих противников, всех сочувствующих. Разве о такой жизни мы мечтали, поднимая борьбу против богатеев? Страна превратилась в сплошную каторгу, где человек потерял всякую цену. Как жить дальше, как жить?