Возвращение из мрака - [18]

– Это большой риск, господин Каплунов. Для вас особенно.

– Почему?

– Говорю же, контингент там непростой. И к россиянам у них отношение сами знаете какое.

– Нет, не знаю. Какое же?

– Они презирают россиян. Не спорю, им виднее. Наверное, есть за что, если мы сами себя так поставили. Но если россиянин немного выпивши, они вообще принимают его за свинью и ни за что больше… Впрочем, может быть, в нашем случае это нам только на руку.

– На руку, если меня примут за свинью? – Каплун изобразил возмущение, но я хорошо знал своего друга: это была игра. Ему, как и мне, понравился полковник, и нравилось с ним разговаривать.

– Вас и не должны принять за полноценных людей. В том-то вся уловка. Кого они увидят? Возмущенного, убитого горем отца и с ним собутыльника. Ничего серьезного. Главное, задеть их за живое, растормошить. С Исламбеком это проще пареной репы. У него комплекс сверхчеловека. Я объясню, как следует себя вести. Наша задача получить информацию. В запале из него польется, как из прохудившейся бочки. Но хочу предупредить, разговор может закончиться небольшой трепкой. К этому надо быть готовым. Не думаю, что дойдет до членовредительства. Потешиться могут, отведут душу, как водится. Но не больше того.

– Еще чего, – буркнул помрачневший Каплун.

– Я готов, – сказал я.

Пуговка микрофона притаилась у меня под лацканом пиджака, от нее шел проводок к записывающему устройству, которое полковник пластырем приклеил мне на брюхо. Пластиковая коробочка размером со спичечный коробок. Я спросил: а если обыщут? Петр Петрович хмуро ответил: можно не рисковать. Увы, нельзя. Куда там. Тоска по Вишенке стала почти невыносимой.

Добирались городским транспортом, как велел Квазимодо. Полковник учитывал, вероятно, множество нюансов нашего визита. В метро и в троллейбусе Каплуна разморило, он клевал носом и жалобно намекал, что кружечка холодного пивка нас бы еще лучше подготовила к опасному предприятию, но на этот счет указание полковника было категоричным: никуда не заходить. Он пообещал пустить за нами соглядатаев, но по дороге я никого не вычислил, как ни старался. Честно говоря, меня это особенно не волновало, как и многое другое. Все меркло перед одной мыслью-ощущением: Вишенка, Вишенка, где ты, родной?!

К директору нас проводили после долгих препирательств с охраной: нам уже там хотели накостылять, но прибежал какой-то отрок с золотыми серьгами и распорядился:

– Пропустите их… Хозяин примет.

Исламбек Гараев был таким, как я его и представлял. Тип, примелькавшийся на телевидении, властитель дамских дум. Смуглый, рослый, с черной бородой, с горящими очами. Хорошо сознающий, что в этой жизни ему подвластно все. Годы легких побед над погаными гяурами сделали его неукротимым, но необходимость время от времени вести с рабами коммерческий диалог накладывала на его облик трагическую печать. Над ним, как над всяким восточным бизнесменом, довлело неразрешимое противоречие: если укокошить всех россиян до единого, как требовала окрыленная душа, то кому сбывать товар?

Нас встретил сурово, сесть не предложил, спросил угрюмо:

– Что надо, мужики? Почему шумите?

Я ответил, как научил полковник:

– Верните сына. Больше ничего не прошу.

Гараев не удивился, как видно, давно ничему не удивлялся, имея дело с неполноценным народом.

– Ты кто? Фамилия твоя? А-а, ты муж этой шлюхи Атаевой… Ну и что? Чего надо?

– Верните мальчика, – сказал я в третий раз: полковник сказал, повторяй одно и то же, как баран. Они этого не любят.

– Почему решил, он у меня?

– Да уж знаю… Вы с Русланом разбирайтесь, мальчик ни при чем. Отдайте мальчика или хуже будет.

– Что хуже? – не понял абрек. – Пугаешь, что ли, Володя?

– Думаете, вам все можно? Управы на вас нет? Ошибаетесь. Найдется управа. У нас свободная страна. Закон для всех один, и для бедных, и для богатых. Отдайте мальчика – и разойдемся по-хорошему.

– Зачем по-хорошему, когда можно по-плохому, – пошутил абрек. – А этот красавец, – ткнул пальцем в притихшего Каплуна, – тоже отец мальчика? Тоже Светкин муж?

Каплун ответил, как сговорено:

– Володь, говорил же тебе, с ними не столкуешься. Надо было сразу позвонить.

– Куда позвонить? – смешливо прищурился Исламбек. – В милицию позвонить?

– Можно и в милицию, а что? Отдайте мальчика, зачем он вам.

– А тебе зачем? – Исламбек сунул в рот сигарету: он сидел в кресле, мы стояли перед ним. – Вам, ребятки, совсем делать нечего, что ли? Зачем пришли? Книг начитались, газет начитались, ничего не поняли. Звонить вам некуда. Милиция наша и весь Москва наш. Тебя, Володя, наказывать надо за хамство. Но я тебе сочувствую. У тебя крыша слабый. Но если мальчика так любишь, зачем бабу Атаю отдал? Испугался его?

– Он не спрашивал, – буркнул я. – Разве вы нас спрашиваете. Но мальчика верни. Иначе за себя не ручаюсь.

– Какой грозный русачок, – восхитился Исламбек. – Трепетать заставил. Все поджилки обтряслись… Давай так сделаем. Я наказывать не буду, а ты скажи, кто ко мне послал? Светка послал? Квазимодо послал?

Я подивился про себя: как точно полковник предугадал схему разговора.

– Предлагаю обмен, – сказал я. – Руслан Атаев в бегах, вам его не найти. А я узнаю, где он. Квазимодо мне доверяет. Отдайте Сашу, а я вам Руслана. Баш на баш.