Возвращение Иржи Скалы - [44]

Шрифт
Интервал

Голос сына отрывает старого Скалу от размышлений.

— Доктор, что спас мне жизнь, тоже состоял в компартии, мама, — с улыбкой говорит Иржи. — И этот человек — тоже коммунист. — Иржи показывает на портрет, висящий над качалкой, в которой любит сидеть мать.

Мать озадачена. В самом деле, она ни разу не задумывалась над этим.

— Это другое дело… — растерянно возражает она. — То у нас, а то в России. Он отроду коммунист…

Иржи не успевает ответить: с улицы врывается Иржичек, румяный от мороза; от мальчугана так и веет здоровьем и свежим воздухом.

— Ух, как мы им надавали! — кричит он во весь голос. — Вываляли их в снегу, никак не могут отряхнуться!

— Кого, внучек? — ужасается бабушка.

— Ну, мальчишек, что полезли на нас, — объясняет Иржик, удивляясь бабушкиной непонятливости. — Да куда им против наших?! Мы с кирпичного!

Скала хватает сына на руки, высоко поднимает, прижимает его холодную щеку к своей и смеется, смеется.

— Вот вам, извольте, мама! Он, выходит, тоже отроду коммунист!

— Болтает, что услышит, — сердится старушка. — Слишком много он у вас якшается бог знает с кем.

— Обо мне вы говорили то же самое, мама, а вреда от этого не вышло. — Скала прижимает к себе мать. А Иржик, видя, как смягчилась бабушка, смелеет:

— Мальчишки с кирпичного — отличные ребята, бабуся!

Глава пятая

Карла, счастливо оживленная и вдохновленная событиями февраля, в тот вечер пришла домой бледная, с каким-то смятением в глазах, уклоняясь от вопросительного взгляда мужа.

Скала встревожился. Карла давно уже не трепетная лань, но ведь она жена его, и, когда он увидел ее измученное лицо, сердце Иржи тревожно забилось.

Прежде, бывало, она изливалась ему по всякому пустяку, теперь все иначе. И если он начнет расспрашивать — она замкнется в упрямом молчании.

Да, сегодня она на себя непохожа. Курит сигарету за сигаретой и вот уже в третий раз пьет крепкий кофе.

Сильный, освежающий ветер подул в политической жизни страны после февраля. Партийным работникам приходится очень много работать. Крайком переехал в новое, просторное здание, аппарат его расширяется с каждым днем. Нужно использовать преимущества внезапности, не дать опомниться реакционерам, попавшим в собственную западню.

Скала знает это, и потому ему сперва показалось, что Карла просто переутомлена и у нее упадок сил. Идет проверка парторганизаций, на очереди крайком и его аппарат, ежедневные заседания тянутся чуть ли не до утра.

Проверка парторганизаций… Скала задумывается. Никто не может толком объяснить ему, в чем ее суть. Некоторые коммунисты считают ее чем-то вроде исповеди: покаешься, получишь отпущение грехов, наложат на тебя епитимью в виде какого-нибудь соцобязательства. Паникеры переполошились: это же чистка, товарищи! В сорок пятом году и после февраля сорок восьмого партия широко открыла двери, а сейчас отделяет зерно от плевела. В общем и тем и другим не по себе: никто не привык раскрывать душу перед всеми и выкладывать свои глубоко личные дела.

Может быть, Карлу обидели, влезли ей сапогами в душу?

Да, дело в проверке. Карла закуривает бог весть которую сигарету и рассказывает мужу обо всем. Скала напряжен до предела: так жена еще никогда не говорила с ним. Тихим голосом, скорее самой себе, чем ему, она рассказывает, что пережила в последние дни, в каком смятении она сейчас. Скала боится шевельнуться, чтобы не помешать этому приливу откровенности. Все, что она рассказывает, он словно видит на картине или на экране кино.

…Прибыла проверочная комиссия из Праги. Улыбающийся, уверенный в себе Роберт отчитывается о проделанной работе. Никто его не прерывает. Он говорит с апломбом, подчеркивает свою роль, хвалит сотрудников аппарата, слегка расшаркивается перед пленумом крайкома, колко критикует отдельных крайкомовцев.

Молодежь глаз не сводит с оратора. Ай да Роберт! Наша гордость, организатор наших успехов!

Роберт закончил речь и с гордостью переводит самонадеянный взгляд с председательского стола на лица своих сотрудников. На него устремлены восхищенные, преданные взоры. Да, да, он правильно сказал: любовь к партии, борьба за ее успехи, целый ряд побед — все тесно связано с именем Роберта.

Председатель проверочной комиссии улыбается. Очень хорошо. Теперь последуют похвалы, высокая оценка — и делу конец. Но председательствующий вдруг, порывшись в бумагах, негромко сообщает, что на Роберта есть несколько заявлений. Может быть, они ошибочны, может быть, даже порождены завистью и недоброжелательством, но он, председатель комиссии, надеется, что те, кто обращался в комиссию, сейчас используют возможность высказаться открыто. Поэтому он просит выступать с замечаниями по существу… — председатель слегка улыбается и делает многозначительную паузу, — по существу отчета секретаря крайкома. На несколько секунд воцаряется напряженная тишина. Собрание ждет. Потом в последних рядах, даже не ожидая, пока ему дадут слово, быстро встает невысокий человек, секретарь парторганизации большого завода. Громко топая, он идет по проходу к трибуне.

Словно открылось окно и в зал ворвался пронизывающий осенний ветер.

— Изменилась ли наша партия? — начинает оратор. — Изменились ли принципы партийной работы? Если да, то об этом надо сказать открыто. Если нет, значит, секретарь крайкома работает неправильно.


Рекомендуем почитать
Слушается дело о человеке

Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ты, я и другие

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..


Мамино дерево

Из сборника Современная норвежская новелла.


Свет Азии

«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.


Любящая дочь

Томмазо Ландольфи очень талантливый итальянский писатель, но его произведения, как и произведения многих других современных итальянских Авторов, не переводились на русский язык, в связи с отсутствием интереса к Культуре со стороны нынешней нашей Системы.Томмазо Ландольфи известен в Италии также, как переводчик произведений Пушкина.Язык Томмазо Ландольфи — уникален. Его нельзя переводить дословно — получится белиберда. Сюжеты его рассказав практически являются готовыми киносценариями, так как являются остросюжетными и отличаются глубокими философскими мыслями.