Возвращение Иржи Скалы - [34]

Холодная рука тревоги сжимает сердце Скалы. «Как бы выглядела наша столица, наша Прага, если бы в мае издыхающему нацистскому чудовищу вовремя не скрутили лапы».

Еще с минуту стоит Иржи на Вацлавской площади, и перед его глазами, глазами бывшего солдата, возникает картина того, что осталось бы от прекрасного города, если бы в майские дни не пришла помощь. Потом он глубоко вздыхает и легкой походкой идет по диабазовой мостовой. Из кафе слышна музыка, двое влюбленных впереди Иржи прижимаются друг к другу и, смеясь, стараются шагать в ногу. Жизнь снова прекрасна, Прага словно говорит Скале: «Пора прекратить грустные вздохи». Прекратить, прекратить, прекратить! В такт шагов Скала твердит это слово, ему хочется насвистывать, как вон тот кельнерский ученик, что, подняв воротник пиджачка, выскочил из ресторана и побежал через улицу.

Иржи свернул где-то в улочках Старого города и прислушался к бою башенных часов. Одиннадцать. «Английская точность», — вспомнились ему слова Унгра.

— Бар «Штейнер»? — переспросил молодой человек, к которому обратился Скала. — В этом переулке, шагах в пятидесяти. Вход в отель с подъезда, а в бар сбоку, с той улицы.

Величественный швейцар поклонился Скале. «Гардероб внизу, милости просим».

А вот и Унгр. В новом очень изящном мундире из дорогого сукна. Он нетерпеливо тянет за собой Скалу.

— Пойдем, все уже собрались.

Скалу встречают громким ревом, как на студенческом пикнике. Никто из собравшихся офицеров не обращает внимания на удивленные взгляды с соседних столиков. Здесь Калоус, Грим, Самек и какой-то незнакомый лейтенант. Знакомство, объятия, поцелуи. Ни слова о лице Скалы. «Молодцы ребята!» — думает Иржи. Его сажают в угол дивана, у перил небольшой ложи. Унгр уже забыл вчерашнюю английскую чопорность, он снова весел и шумен. Чопорность он, видимо, оставляет дома.

— Ты ужинал? — спрашивает он, сверкнув глазами. — А то, знаешь, пить будем крепко.

— Смотря что пить.

— Обер-кельнер! — окликает Унгр толстяка во фраке, и тот с озабоченным лицом, опрометью кидается к их столику. — Здесь выражают сомнения в качестве напитков.

Лицо обер-кельнера расплывается в профессиональную улыбку.

— Если бы речь шла о наших винах, может быть, и были бы основания. Но ведь господа офицеры… г-м-м… на собственном довольствии, — лукаво усмехается он.

— М-да, господа, — вставляет Грим, щуря узкие глазки. — У нас есть начальник провиантского снабжения, вот он, Френкл. Все в порядке, Френкл? — обращается он к молодому, до синевы выбритому лейтенанту.

— Будьте уверены, ребята, — отзывается тот, приподняв густые брови. — Мой дед ходил с сумой, а вот у папаши уже была фабрика. На жалованье никто из наших, правда, еще не сидел, но у всех трех поколений дела шли на лад. Сегодня тоже все будет в порядке. Начнем с вина?

— Я согласен со Скалой, — хохочет Унгр. — Смотря с какого вина.

— Обер-кельнер, — говорит юный лейтенант, ковыряя во рту зубочисткой. — Заткнем им глотки, а? А ну-ка батарею бургундского сюда!

— Шесть? — почтительно склоняется обер-кельнер.

— Для начала, — сквозь зубы роняет Френкл.

— Да здравствует Френкл! Да здравствует будущий оптовик, золотой мост процветания через Ла-Маншский пролив! — восклицает Унгр. — Живьо, живьо, живьо!

Все подхватывают этот возглас. Бойкий скрипач из оркестра, дав знак коллегам, пританцовывая, приближается к ложе, держа скрипку наготове. Бар сотрясается от оглушительного пения, музыканты встают. Офицерской компании в ложе наплевать на то, что на них обращены взоры всех сидящих в зале.

Скала явно ошеломлен. Из оцепенения его не может вывести даже подполковник Самек, который обнял Иржи за шею и, приблизив толстые губы к самому его уху, сообщает шепотом:

— Этот Френкл — замечательный парень, хоть он и из пехоты. Два года провел в Лондоне и нашел там прямо-таки золотую жилу. Отцовская фабрика — для него пустяки, все равно что брелок при часах. Отобрали у него эту фабрику, а ему плевать, он с этими сволочами даже спорить не стал.

— А что он делал в армии, пока искал свою золотую жилу? — не удержался от насмешливой реплики Скала.

— Служил унтер-офицером, — усмехнулся Самек. — А сейчас, как видишь, уже лейтенант. — И, видя, что Скала недоуменно качает головой, добавляет: — Ловкий еврейчик. То и дело ездит в Лондон…

— Брось ты эти словечки, — без обиды отзывается Френкл. — Расизм нынче не в моде. Что бы ты лакал сейчас, не будь здесь Френкла? Куришь? — обращается он к Скале и извлекает откуда-то большую коробку сигарет «Кэмел». Унгр распечатывает ее и вываливает на стол кучу целлофановых пачек. Френкл небрежно кидает одну официанту: тот на лету поймал ее левой рукой, поднос на его правой руке даже не дрогнул.

— Покорнейше благодарю! — Официант, угодливо улыбаясь, ловко откупоривает бутылки.

— За нашу счастливую встречу! Да здравствует армия! — провозглашает Унгр.

— Пока мне от нее польза, пускай здравствует! — смеется Френкл. — Но в общем я не очень-то люблю эти тряпки, — он щелкает пальцем по пуговице френча.

— Не пижонь! — поддевает его Унгр, уже хлебнувший вина. — А сам, я думаю, и ночью френча не снимаешь.

— Что ж, мундир сейчас в моде, — ухмыляется лейтенант. — В штатском ты хулиган, в мундире — герой.