Возрождение рода Шосе - [2]

По прошествии пару часов, когда корабль отчалил и прошёл таможенный контроль, я пошел знакомится с командой. Мое появление на капитанской рубке оказалось неожиданностью, но моряки — это не овцы на убой, моря здесь неспокойны и вооружение у команды — это не только дань традиции, но и необходимость. Разоружение команды произошло безболезненно для меня, но не для них, резкими и быстрыми движениями я вырубил четырех матросов. Старпома я просто взял за шиворот и швырнул в стену рубки, а капитана вырубать не стал — ну, пара ударов для понимания кто теперь главный на корабле не считаются. Капитан выслушав меня начал извергать такие проклятия на владеющих, у которых все не как у людей, что мне стало даже как-то стыдно за то, что измордовал половину корабля. Все оказалось проще, чем я думал: капитан, как и вся команда, занимается мелкой контрабандой, и если к ним обращаются владеющие то они, взяв немаленькую плату готовы предоставить каюту и полную анонимность. Дело в том, что каждый второй владеющий пытается показать свое превосходство, что, по словам капитана, вовсе не требуется — какой дурак захочет собирать по палубе свои кишки в случае недовольства владеющего неисполнением обязательств? Когда команда очухалась мне с Эми выделили каюту, где я заблокировав дверь каюты и покормив малышку смог хоть немного расслабиться и даже не успев лечь провалился в сон.

Последующая неделя была мукой для меня, все смешалось — боль о потере любимой матери и родной сестры, да и тело после всех испытаний в ту проклятую ночь сходило с ума. Глаза болели так, словно их выжгли каленым металлом, постоянно скручивающие тело судороги сменялись полным параличом всего тела, кошмары, мучившие во время сна, заставили меня бояться засыпать. Не единожды меня навещали мысли закончить свою жизнь, хватит мучиться, хочется покоя, было невыносимо вспоминать о своих погибших родных. Все напоминало мне о них, даже еда ассоциировалось с бэнто, которое готовила мне мама. Вспоминалось, как каждый вечер она заботливо спрашивала, что я хочу на ужин, теперь я не мог есть. А мысли о Эйко, которая ждала так любимого ею ребенка, просто разрывали мою душу, та девочка, что постоянно ехидничала и сыпала насмешками, преобразилась в прекрасную девушку, которая так и не познала счастье материнства. Я умирал, умирала и душа и тело. Не было во мне желания жить, не для чего и не для кого — месть я совершил, а Эми… Она так и не стала мне родной, не чувствовал я к ней того тепла, что чувствовал к Каори. Несмотря на то, какие у нас с ней были проблемы, я любил её, я понимал, как маме было сложно полюбить меня, и если бы я тогда не пошел к ней навстречу она бы просто уснула и умерла, утонув в той бездне тоски и отчаяния, в которую теперь погружался и я.

Они приходили за мной во сне, они не кричали, не обвиняли, а просто молча смотрели на меня. Я сам винил себя во всем, я ведь мог тогда пойти на разведку и предотвратить то нападение. Если бы я был сильнее и не проиграл Амайе они были бы живы, я не дал бы случиться тому, что случилось. Во сне я молил их не о прощении, я молил их забрать меня с собой, ибо нечего мне делать здесь, не для кого жить. Моё сердце начало все реже и реже биться, я погружался в бездну, каждый удар сердца звучал как прощальный удар колокола, тело уже сдалось и под напором души начало затухать.

— Не уходи, не оставляй меня одну. — Легким, практически неощутимым ветерком в мой сон ворвались слова, несущие в себе страх одиночества и тихий плач, в котором чувствовалась обреченность. — Я не хочу на цепь, пожалуйста, вернись, не оставляй меня, прошу.

Тихий голос плачущего ребенка не давал мне погрузиться в бездну, как бы я не любил маму и сестру я не мог обречь невинного ребенка на смерть, а без меня она умрет или опять будет сидеть на цепи. Голос Эми постепенно смог вырвать меня из сна, я с трудом повернул голову и в лунном свете увидел, как она стояла около моей кровати, сжимая своими

' 'I

детскими ручонками мою руку, и постоянно просила не покидать её. В лунном свете, который безжалостно резал мне вновь видящие глаза, она была так беззащитная, я видел, как на её лице отражался ужас быть покинутой. Она боялась не того что я умру, нет, она боялась остаться одной и той цепи, которой её опять прикуют к стене. Она боялась, что никогда не будет свободной. Я был не в силах ответить ей, моё горло не подчинялось мне, мне даже дышать было трудно, а Эми держа меня за руку постоянно говорила. Она рассказывала, как ей снится цепь, как каждое утро, просыпаясь, она первым делом проверяет что на её шее нет ошейника. Как кроха скучает по доброй Каори, которая баловала её пирожками, как ей нравилось выбирать и мерять разные платья под радостный смех. Она знает, что они ушли и больше не вернутся, она знает, как это тяжело когда тебя покидают. Она молила меня не покидать её, ведь я тот, кто дал ей новую жизнь, и если я её покину все вернется, и та цепь опять будет для нее единственным другом, с которым можно будет поиграть.

Не в силах и дальше быть в сознании я опять провалился в сон. Это был простой сон и я больше не мучился хоть и не получил новую цель в жизни, да и боль от потери не утихла. Когда ты нужен кому-то так просто уходить значит наплевать на него, а я точно знаю, моя мать и сестра без боя не сдались и всеми силами старались выжить не только для себя. Так просто умерев без боя и оставив Эми я оскорблю память о них. Тело, почувствовав возрождающееся желание жить, начало бешеным темпом восстанавливать повреждения, и урчащий от голода желудок заставил меня проснуться. Погладив спящую рядом со мной Эми я полез в сумку в поисках еды. С этого дня я начал своё восстановление как духовное, так и физическое.