Возраст не помеха - [71]

Стало почти светло, я радовался тому, что скоро смогу видеть, что ждет меня впереди. Опустив в воду на леске тиски, я определил глубину: четырнадцать морских саженей. Неужели я уже во Внутреннем канале? Еще несколько замеров показали такую же глубину — между двенадцатью и пятнадцатью саженями. Я решил, что риф позади и можно ставить грот.

Я закрепил штурвал и пошел к гроту, но вдруг чуть ли не у самого своего носа увидел буруны и едва успел повиснуть на мачте, как плот обо что-то ударился. Судя по звуку, я налетел на коралловую глыбу.

Вода уже начала убывать, но я все же решил поднять грот, надеясь, что он поможет плоту освободиться. Плот отреагировал на парус легким сотрясением, как если бы понимал, что я хочу сдвинуть его с места, но коралл, на котором он сидел, крепко держал его. Я немного подождал и спустил грот.

Через час стало совсем светло. По сумрачному небу с юго-востока мчались тучи. После восьми вода упала до низшего уровня. Я закрепил паруса, прибрал палубу и попытался навести порядок в каюте. Там царил хаос. Одеяла и рваные паруса — я прикрепил их к переборкам, чтобы защитить от воды инструменты и карты, — промокли насквозь. Я поел и снова взобрался с биноклем на мачту, чтобы внимательно осмотреть риф и все вокруг. Риф был значительно меньше первого, имел удлиненную форму, коралловые глыбы были обращены к открытому морю. На северо-западе до самого горизонта простиралось чистое море, и я решил направить плот туда. Меня наполнило чувство радости — я был уверен, что, как только вода прибудет и я подниму все паруса, волна снесет меня с рифа. Может быть, на этот раз удача улыбнется мне: я благополучно миную риф и войду во Внутренний канал.

Заснуть я так и не смог и примерно через час поднялся, взял ведро и пошел за моллюсками и креветками. Риф был почти свободен от воды. Он состоял в основном из спрессованных кораллов и многочисленных глыб. Трепангов и моллюсков на нем было сколько угодно, а в одном месте сотни красивых морских звезд лежали чуть ли не одна на другой. На стороне, обращенной к морю, я заметил полоску земли, которая даже во время прилива не покрывалась водой. На ней не было ни малейших признаков растительности. Я сразу отказался от мысли достигнуть ее — для этого надо было переправиться вплавь через заросшую водорослями заводь, а в ней с одной стороны был выход в море, через который могли заплыть акулы.

Серый день тянулся медленно, над обнаженным рифом завывал ветер, жалуясь низким тучам, но вот наконец вода начала прибывать. Чем выше она подымалась, тем ожесточеннее становились атаки волн на края рифа. В конце концов он исчез под водой и на ее поверхности остались только грохочущие буруны, огромные валуны и обращенная к морю полоска твердой земли. Казалось, море обрушило на нее всю свою ярость. Я взобрался на мачту — из-за брызг на палубе было почти невозможно дышать. Приблизительно через час плот начал проявлять признаки жизни. Я спустился вниз и поставил кливер и бизань, а потом и грот. Полный надежды, я ждал, но плот все не трогался с места. Я стоял на носу, где брызг было меньше, и уже подумывал, не взобраться ли мне обратно на мачту, как вдруг от могучего толчка волн о корму плот сдвинулся, нырнул носом, освободился и поплыл.

Несколько раз он задевал дном за риф, но продолжал идти, подгоняемый довольно сильным ветром и парусами, которые оказывали огромное давление на корпус. Иногда мне казалось почти чудом, что, ударяясь о скрытый под водой риф, плот все же продолжает идти. Наконец он миновал последний как будто барьер бурунов и вышел на более глубокую воду. Кое-где я еще видел под собой оазисы, поросшие водорослями и покрытые ракушками, но потом и их не стало.

Я шел по серому морю на северо-запад, и белые стены рифа за моей спиной становились все меньше. Замеры показали, что глубина подо мной четырнадцать морских саженей, но, не имея карты с обозначением глубин, я никак не мог решить, попал я уже во Внутренний канал или нет. Было уже больше трех часов дня, с юга как будто надвигалась буря. Меня одолевали сомнения: что, если я действительно уже во Внутреннем канале? Идти мне тогда на запад и сегодня же взять курс на материк или же повернуть на север и переждать ночь? Вскоре стемнеет, и, идя на запад, я рискую налететь на один из скалистых островков, разбросанных вдоль Австралийского побережья. Я решил идти на север и только утром повернуть на запад.

Я спустил грот и убрал все на ночь. На ужин я сварил два пакетика овощного супа, добавил в него крабов и креветок, а получившуюся густую смесь сдобрил большой дозой горчицы. Несколько недель назад она, к моему великому огорчению, начала плесневеть.

Когда я кончил есть, наступила ночь. Стоя у штурвала и вглядываясь в темноту, я испытывал легкую грусть и, чтобы приободриться, начал петь. Но и это не помогло. Что впереди? — то и дело спрашивал я себя. Достигну ли я наконец Австралии? Если мне повезет, я пристану к материку через день-два. Но повезет ли мне? Австралия казалась такой далекой, такой недостижимо далекой, что я почти боялся думать о ней. Произошло столько событий — с того момента, как я отошел от острова Самоа, все мои планы рушились один за другим. Я выстоял, и вот я здесь, у берегов Австралии, но это еще далеко не все. Сейчас я плыву по незнакомым водам в бурную ночь, между рифами с одной стороны и скалистыми островами — с другой.