Возраст не помеха - [57]

Однажды на рассвете дверь моего бунгало распахнулась настежь. На пороге стоял запыхавшийся рыбак, мокрый с головы до ног.

— Плот уносит! — закричал он.

В один миг я натянул шорты, и мы помчались к берегу. Мы столкнули каноэ в воду и, налегая на весла, устремились вслед за плотом. Он перекатывался на волнах далеко от нас, еле видимый в предрассветной мгле. С трудом мы настигли плот, привязали к нему конец и спрыгнули в воду. Схватив один якорную цепь, а другой якорь, мы изо всех сил принялись тянуть плот к коралловой платформе, к твердой основе. Вода то и дело покрывала нас с головой, приходилось выныривать на поверхность, чтобы набрать в легкие воздуха, и вскоре мы дышали, как уставшие киты. Если не остановить плот, его снесет в узкий проход для судов, он проскочит его и в конце концов сядет на мель.

Больше часа мы выбивались из сил, старались уцепиться за малейшую неровность на дне лагуны, чтобы упереться в нее ногами, изранили о кораллы руки и ноги, но плот продолжал медленно двигаться вперед. Наконец с берега заметили, в какую беду мы попали, и выслали два катера. Они взяли нас на буксир и отвели в более защищенное место.

Когда были готовы новые обручи, в рассохшиеся бочки залили морскую воду, но только через несколько недель они прекратили течь. Когда бочки наполнили водой в первый раз, оттуда выскочили мириады обосновавшихся там тараканов и еще столько же, наверное, утонуло. Но лучше уж тараканы, чем крысы или другие твари, от которых портится вода, сказал я себе, вспомнив свои страдания на пути из Перу. По сути дела, я был тогда на волосок от смерти.

Наконец приготовления были закончены. Погода, судя по всему, и не думала улучшаться, и я назначил день выхода в море. Ждать дольше я не мог, иначе к западу от Фиджи я попал бы в самое неблагоприятное время года, когда ураганы с севера и штормы с юга будоражат море. Я решил отплыть в субботу 27 июня. Весь остров собирался выйти провожать меня, и я представлял себе берег лагуны, покрытый толпами людей с цветами, распевающих песни. До рифа плот должны были сопровождать каноэ с аутригерами. Одним словом, прощание со мной обещало стать незабываемым для острова празднеством. Я погрузил на борт все, кроме свежих овощей и фруктов, — я решил во избежание порчи до последней минуты хранить их на складах около берега. Там дожидались своей очереди груды кокосовых орехов, ананасов, бананов, а главное — лимонов, предупреждающих цингу. Мешок с картофелем и луком уже занял свое место на плоту.

Плот отбуксировали к небольшой крытой пристани "Юнион стимшип компани", где бананы, копру и зерна какао грузили на лихтеры, которые доставляли их к большим пароходам. Здесь я наполнил бочки свежей водой. Попробовал воду несколько раз — вроде бы ничего, но, присмотревшись, заметил, что в ней что-то плавает. Тогда я подозвал самоанцев, наблюдавших за моей работой, и спросил, что бы это такое могло быть.

— Тараканы! — воскликнули они со смехом.

Я поделился своим горем с Бобом Даусоном, начальником механического цеха, где мне так великолепно починили рули, и он подал прекрасную идею: надо отдать воду на анализ в больничную лабораторию. Я так и сделал. Ответ, и очень убедительный, не заставил себя ждать: вода кишела микробами и бациллами, яйцами тараканов, частями сдохших тараканов и другой нечистью. Постояв несколько дней под тропическим солнцем, она станет смертельной отравой.

— С таким же успехом в бочке могла бы лежать дохлая крыса? — поинтересовался я.

— Да уж хуже быть не может.

Я отправился на плот, отвязал бочки, вылил воду и несколько часов подряд мыл их. Потом я снова взял пробу и отнес на анализ. "Немного лучше, но все еще плохо", — сказал лаборант и дал мне хлорида для очистки воды. Я снова опорожнил бочки и с помощью самоанцев катал их по палубе, ставил в наклонное положение, одним словом, делал все, что мог, разве что не разбирал их на части, снова наполнил водой, добавил хлорида и отнес пробу на анализ. Вода все еще не была совершенно чистой, но я решил, что буду следить за ней и, если она запахнет, добавлю хлорида.

Вечером я обедал на веранде небольшой гостиницы. Официантка — самоанская девушка — принесла мне кофе и, наливая его в чашку, спокойно произнесла:

— Капитан "Алоха Гавайи" только что сказал, что последует за плотом в море и несколько дней будет кружиться около вас с киноаппаратом. Он сказал, что снимет каждое ваше движение, а потом продаст ленты в Соединенных Штатах.

Девушка, наполовину китаянка, была очень неглупа.

— Он говорил это серьезно? — спросил я.

— Да, конечно. Он сидел с женой и со своими людьми, говорили они очень тихо, но я все слышала.

Я поблагодарил ее и ничего не сказал. Если это правда, парень обесценит мои фильмы, и те, что уже есть, и те, что я еще собираюсь сделать. А я-то надеялся, что они помогут мне покрыть расходы! Он сможет снимать меня в любом виде, выбирать наиболее благоприятное освещение, с утра до вечера вертеться вокруг меня, то приближаясь, то удаляясь, использовать любые линзы. И я не смогу ему помешать! Законом действия такого рода не возбраняются, судно у парня большое и быстрое. Я этого капитана знал: огромный здоровенный детина бандитского вида с тяжелой челюстью — именно такой тип и мог замыслить нечто подобное. Раз или два он спрашивал, когда я собираюсь пуститься в путь, но вообще-то избегал меня. Он хорошо говорил по-английски, хотя это был не родной для него язык. Еще я знал, что он годами околачивался на островах Тихого океана и недавно женился на стройной, как лань, черноглазой гавайской девушке с примесью китайской крови, носившей невероятно узкие китайские платья. На его яхте — в длину она имела 70 футов — было два дизеля и парусное вооружение шлюпа. На ней развевался флаг неизвестной национальной принадлежности. Команда его состояла из трех бородатых островитян, подобранных в разных местах, по всей видимости авантюристов.