Возраст дожития - [68]

– Все-то ты знаешь, она просит называть ее Шуриком, хорошая девочка, не уверен, что Федька ее удержит. А если они вместе захотят жить, я только рад буду, может, с внуками понянчусь. Сколько же можно ждать? – мечтательно улыбаясь, закончил Ямпольский. А про себя подумал: «Многовато уж тех девушек перебывало! А толку ноль».

– Приехали, выгружаемся, ты собаку пока придержи, она у тебя огромная, пойду с Савельичем переговорю, вдруг он тут тоже кого-то завел.

Юрий Степанович пошел в сторожку, но никого там не нашел, следов пребывания в доме или возле него животного он тоже не обнаружил. Махнув рукой Ямпольскому, он крикнул: – Выпускай, Савельича нет, либо на рыбалке, либо к себе в деревню ушел.

Бася одним прыжком выскочила из машины и, тут же рухнув в высокую траву, принялась там самозабвенно валяться, перекатываясь с боку на бок. Пока мужчины выгружались и заносили вещи в сторожку, прошло минут пятнадцать. Со стороны деревни, на тропинке, появился странный силуэт. Не то мужчина, не то женщина, только когда человек подошел ближе, Олег Петрович увидел, что это совсем старик, с всклокоченной бородой, накинувший на плечи какой-то халат, распахнутый и развевающийся на утреннем ветерке. Короткие кривые ноги деда, обутые в новенькие сапоги, бодро вышагивали в их сторону.

– Знакомьтесь, – проговорил Юрий, – это хозяин сторожки, Руслан Рустамович Савельев, а это мой хороший знакомый Ямпольский Олег Петрович. Савельич, мы на пару-тройку дней, пустишь?

– Конечно, я уж мед начал качать, вот тебе хотел звонить, думал, забыл ты. Что не звонил и не приезжал?

– Потом, вечером расскажу, это разговор долгий, не хочется с него день начинать.

Тут вдруг появилась Бася, которая до того обследовала дом, открытый Юрием Степановичем.

– А это чья же такая? Его, что ли? – спросил старик, кивнув на Ямпольского.

– Точно, моя, она добрая, и если вас признает за своего, то вы окажетесь тоже под ее защитой. – Олег ласково погладил собаку по голове, которую она постоянно подсовывала под его руку.

– Думаю, мы с ней поладим, – усмехнулся старик. – Собаки меня любят, да и я их тоже.

Словно в ответ на эти слова, Бася подошла, понюхала руку старика, потом встала на задние лапы и лизнула того в нос.

– Простите, сам не ожидал от нее, это она так свое отношение выражает.

– Нормально, пусть выражает, меня как раз давно никто не целовал. А в нос, наверное, вообще никогда, – старик усмехнулся.

– Ну мама-то, небось, целовала, – произнес Олег Петрович, не очень задумываясь о том, что говорит. Он в это время примеривался, как ловчее взять и сумку, и этюдник, и еще пытался прихватить рюкзак, который привез Юрий.

– Не было у меня мамы, и вообще никого не было. Была жена, но и та родами померла. Я один растил сына, хорошо хоть, он человеком стал. – Пасечник неожиданно разговорился, а Ямпольский почувствовал себя «слоном в посудной лавке», даже не слоном, а тупым мешком с картошкой.

– Будто мешки с картошкой умными бывают – брякнул он вслух.

– Не понял. – Юрий уставился на приятеля. – Ты о чем это?

– А это я о собственной дурости, – решил в открытую сказать Олег Петрович. – Вы меня простите, Руслан Рустамович, надо было у Юры узнать о вас хоть что-то, а я влез с «грязными ногами прямо в дом».

– Не тушуйся, парень, я ж свою жизнь ни от кого не скрываю, все в деревне у нас знают, Савельич – бобыль. Меня, по молодости, некоторые пытались на себе женить, только я всегда жену свою умершую вспоминал, и как представлю чужую бабу на ее месте, так аж тошнить начинает. Так и прожил всю жизнь, сперва с сыном, потом один, а теперь вот с двумя внуками. Они всегда на каникулы приезжают. – Старик явно гордился своими внуками, и Ямпольский стал расспрашивать того о жизни, о родных, стараясь сгладить недавнюю неловкость.

– А почему вас Савельичем величают? Вы же Рустамович.

– Ну, Рустамовичем я стал только лет в семь, когда меня добрые люди из детского дома взяли. Я же дитя войны, про отца я вообще ничего не знаю, только фамилия от него и осталась, а имя мне мать дала, только мне еще и полугода не было, когда она под трамвай в городе попала. Меня успела отбросить в сторону, а сама погибла. Ты вот что, ты меня Савельичем зови, мне так привычнее.

– Хорошо, а можно я вас нарисую?

– Рисуй, только учти, позировать не буду, некогда мне, да и тяжело в одной позе сидеть, старый я. Уж восемьдесят два года землю топчу.

– А внукам вашим сколько? Они ведь уже совсем взрослые.

– Внук, Ванюша, институт заканчивает, а внучка, школу, ее в честь моей матери назвали, Майей. Я и сам поздно женился, и сын в меня пошел, чуть не на пятом десятке старшего родили. Я уж думал, все, не увидеть мне внуков, а как первый родился, так я даже в храм пошел, крестился у батюшки.

– Вы верующий?

– Не знаю, наверное, верующий, я хоть и не хожу почти в храм, а все стараюсь жить по совести, чтоб перед Господом стыдно не было.

– Эй, разговорчивые, может, вы все же заглянете сюда! Савельич, ты бы хоть команду дал, куда наше барахло складывать.

– Сам придумай, я вечером домой уйду, мои через два дня уезжают, так что где и кто из вас будет ночевать, решите без меня.