Вознесение - [5]

Время поджимает. Пролистываю оставшиеся страницы, задержавшись на записи, сделанной оксмитским главврачом, доктором Шелдон-Грей: «Отец пациентки, Леонард Кролл, навещать ее отказался, что с терапевтической точки зрения, возможно, и к лучшему: убийство жены он объясняет тем, что в Бетани “вселился злой дух”».

«Злой дух», «зло» — такие слова коробят и меня. После маминой смерти отец отправил меня в католический интернат для девочек, оплот святой веры в библейские истины. Истины, которыми живут и дышат такие люди, как Кролл и миллионы других «возжаждавших». Абстрактное понятие, «вселившееся» в дочь, кажется ему объяснением куда более логичным, чем любая земная причина — боль, месть, гнев или попросту химический дисбаланс мозга. Истинную веру недаром называют иногда «пламенной»: праведный пыл, горящий в ее приверженцах, виден издалека. Смотришь на них, марширующих на какой-нибудь демонстрации протеста, и думаешь: эта страсть, эта энергия, эта вера, от которой светятся изнутри их лица, — тут есть чему позавидовать.

В студии, где мне предстоит познакомиться с Бетани, уже ждет коренастый медбрат — сидит в уголке, прижав к уху мобильник, и увлеченно обсуждает тонкости составления графика дежурств. Говорят, Рафик знает свое дело и на его реакцию можно положиться, но жест, которым он меня встречает: сейчас, мол, погодите минутку, — не слишком-то способствует тому, чтобы я почувствовала себя в безопасности. Пускай последние несколько месяцев я только и делала, что изобретала и совершенствовала новые приемы самозащиты — в основном выкручивание чувствительных частей тела и прицельное метание всевозможных предметов, — я все равно постоянно ощущаю себя передвижной мишенью. В истории болезни (прочитанной только что) говорится, что в прошлом декабре Бетани Кролл откусила ухо домогавшемуся ее мальчику. Пришить изжеванный орган обратно врачи не смогли.

Весело… Ну, давайте ее сюда, чего уж там.

Внезапно — слишком внезапно — мое желание сбывается. Мощная, сплошь в татуировках рука приоткрывает дверь, в проем скользит узкая полоска темноты, оказавшаяся на поверку девочкой. И вот она уже рядом. И уже — слишком близко. Отодвинулась бы, хотя бы на шаг. Но нет. Рафик обменивается парой междометий с коллегой — гороподобной обладательницей татуировок, после чего та коротко кивает в мою сторону: получите, мол, и распишитесь, — и уходит. Можно, конечно, передвинуть кресло, но лучше не рисковать. Она тут же сообразит, что стоит за этим маневром.

Маленькая, тонкокостная, с детской еще фигурой, Бетани Кролл выглядит младше своих шестнадцати. Спутанная масса темных волос наводит на мысли о каракулях раздосадованного малыша. Для оксмитских пациенток членовредительство — любимое, освященное временем хобби, что лишний раз доказывают руки Бетани, покрытые типичным узором сигаретных ожогов и шрамов. Какие-то из них успели зажить, другие, похоже, совсем свежие.

— Ну надо же. Новая психиатриня. — Голос у нее тоже скорее детский, но с неожиданной хрипотцой, как будто ей натерли горло чистящим порошком.

— Приятно познакомиться, Бетани, — говорю я и, подъехав, протягиваю руку. — На самом деле я психотерапевт.

— Один хрен, — заявляет она, игнорируя мой жест. Как и я, она одета в черное. Униформа скорбящих. Может, в каком-то смысле она все еще считает себя покойницей?

— Габриэль Фокс. Я здесь новичок, заменяю Джой Маккоуни.

— С вашей братией у меня заведено так: сначала я выдаю вам кредит доверия. Десять звездочек из десяти — говорит Бетани и, оглядев мою коляску, добавляет: — Но ты у нас убогая, поэтому, так и быть, получай еще одну. Позитивная дискриминация и все такое. Короче, твой стартовый капитал — одиннадцать звезд.

В истории болезни упоминалось, что речевое развитие у Бетани выше среднего, но я все равно удивлена. В подобных заведениях такие речи слышишь нечасто.

— Десять меня вполне устраивает. Очень великодушно с твоей стороны, Бетани. По специальности я арт-терапевт. Сторонница теории о том, что искусство помогает выразить то, чего не скажешь словами.

Глаза у нее темные, кошачьи и густо подведены черным карандашом. Смуглая желтоватая кожа, узкое, асимметричное лицо. Не хорошенькая, а, что называется, эффектная. На малолетнюю куколку не тянет. Космы такие, что ни в жизнь не распутаешь. От девочки с семейного портрета в ней не осталось почти ничего. А эти ее замашки — результат двухлетнего погружения в здешнюю разновидность подростковой субкультуры или это от природы? Так или иначе, Бетани ведет себя так, будто готовится к драке. И вид у нее соответствующий, и разговаривает она так, что ясно: от этой добра не жди, — но, с другой стороны, они все такие, кто больше, кто меньше. Первое впечатление: умнее, чем большинство, и за словом в карман не лезет, но в остальном все, как всегда.

— Суть в том, что я здесь, чтобы помочь тебе выразить все, что захочется, во время твоих занятий здесь, в… — Произнести «кабинет творчества» я не в состоянии. Язык не поворачивается. — …этой студии. Все, что тебе заблагорассудится. Границ тут никаких нет, можешь выбрать любую дорогу. Возможно, она заведет тебя в опасные края. Но я всегда буду рядом.