Возмутительный страусёнок - [2]
— Ну, чего ты всё вертишься, вертишься, вертишься… Лежи спокойно и спи!
Но страусёнок уже не вертелся вовсе, он лежал смирно, широко раскрыв глазки, и он только совсем чуть-чуть высунул голову из-под мамы-страусихи, — а мама очень удобно расположилась над страусёнком! — чтобы спросить:
— Мама, а я знаю, почему я у тебя «самый, самый»…
— Какой, какой? — не поняла мама-страусиха, которая хотя и была лучшей мамой на свете, но всё же была немного недогадлива.
— Ну, самый, самый! И самый красивый, и самый умный… и вообще!
— Да?! — искренне удивилась мама-страусиха. — Очень интересно, почему?
— Потому что все мы очень красивы. И ты, и я, — серьёзно произнёс страусёнок, — надо только суметь это увидеть. И по-моему ты сумела это сделать. И уж во всяком случае это сделал я.
— Глупый! Ты ещё ничего не понимаешь в этих вещах… Хочешь, я лучше расскажу тебе сказку, может быть, ты снова уснёшь.
— А о чем будет сказка? — спросил страусёнок.
— Это будет сказка о жёлтом и немножко коричневом Льве, самом справедливом из львов, и о немного сером Слоне с ушами как старые паруса, самом мудром из слонов…
— Пожалуй, я обязательно усну, — поспешно согласился страусёнок и спрятал голову под крыло мамы-страусихи.
Но это уже совсем, совсем другая сказка, и мы расскажем её как-нибудь в другой раз.
Сказка о том, как страусёнок узнал, что такое полуправда
Всё окружающее казалось страусёнку необычайно интересным. И, разумеется, требовало его участия. Страусёнок представить себе не мог, что где-то и что-то может произойти без него и без его вмешательства.
Поэтому, когда однажды, проснувшись, он обнаружил рядом с собой восхитительно, красивое страусиное яйцо, восторг его был неподдельным. Ему было так весело, что он кружился на своих длинненьких ножках вокруг этого невесть откуда взявшегося яйца с нетерпением поджидая маму-страусиху, чтобы узнать, откуда оно взялось. И вдруг… — страусёнок даже похолодел от страха! — вдруг он совсем нечаянно толкнул его слегка. О, это действительно было совсем, совсем слегка, это яйцо, и оно — трэк! — раскололось пополам. В яйце… О, в яйце что-то было! Но что? Растерявшийся страусёнок не посмел рассмотреть как следует. И, конечно, тут же как из-под земли появилась рассерженная мама-страусиха, которая взглянув на яйцо, воскликнула:
— Что ты наделал, негодник?!
— Это не я! — пискнул страусёнок. — Я только совсем чуть-чуть задел его, а оно само как-то развалилось.
— Я так и знала, что этим кончится. Стоило мне на несколько минут удалиться, и вот, пожалуйста, результаты налицо. Ну, что мне с тобой делать, горе ты моё, что?!
Страусёнок хотел сказать маме, что ничего особенного с ним делать не надо, потому что всё получилось нечаянно, но с языка у него сорвалось нечто совсем другое:
— Я думаю, что это яйцо было действительно каким-то порченым, иначе с чего бы ему самому разваливаться пополам?
Мама-страусиха от негодования даже клюв раскрыла, а потом больно — а это случалось очень редко — клюнула его в одно местечко, которое со временем должно покрыться замечательно красивыми перьями, и сердито — действительно сердито — сказала:
— Несносный ребёнок! Мало того, что ты шкодлив и не даёшь никому покоя! Так ты ещё и правды не говоришь?! Стыдись!
— Я же не хотел… — хныкнул страусёнок.
— Не хотел, но сделал. А сделал, имей мужество признаться, — строго сказала мама-страусиха. — Надо всегда и всюду говорить правду. И только правду. Тогда тебя все будут любить и хвалить. Запомнил, что я тебе сказала?
— Запомнил, — пискнул страусёнок и вдруг спросил: — Мама. а что такое правда?
Мама-страусиха хотя и успела привыкнуть к причудам своего непоседливого ребёнка, но всё же была несколько озадачена его вопросом. Поэтому она сначала произнесла:
— Ох, ну какой ты у меня, право…
Но «какой» именно, не сказала, потому что, наверное, уже думала, что ответить страусёнку…
— Видишь ли, говорить правду — это говорить, не утаивая, о чём ты думаешь, что знаешь, что слышал и что делал…
— Да? — обрадовался страусёнок. — А можно я попробую говорить правду нашим знакомым?
— Ну, конечно… — не слишком уверенно подтвердила мама, — ты можешь так поступить.
— Тогда я побегу скорее, — заторопился страусёнок. — А то мне очень, очень, очень этого хочется… Ужасно хочется…
— Ну что ж, иди, — отпустила его мама-страусиха и беспокойно добавила: — Только… Но что она хотела ему сказать дальше, мы никогда не узнаем, потому что страусёнок со всех ног уже мчался через равнину в поисках родственников и знакомых.
И первой встретил он Чёрную Пантеру, которая отдыхала у подножия дерева, щуря янтарные глаза и лениво вылизывая бок. Завидя бегущего страусёнка, пантера прервала свой туалет и благодушно спросила:
— Не слишком ли быстро ты бежишь, мой птенчик? Уж не случилось ли в этом мире чего-либо необычного?
— Здравствуйте, — останавливаясь, почтительно произнёс страусёнок, ибо его очень дальняя и к тому же безусловно сводная родственница сумела внушить уважение к себе не только родственникам, но и вообще малознакомым обитателям леса и равнин. — К сожалению, случилось.
— Да? — пантера немигающими жёлтыми глазами уставилась на страусёнка. — Тогда почему я этого ещё не знаю, моя крошка?
