Возможность выбора - [7]

Регина на мгновение забыла о Тийте. Лицо ее зарделось. Вдруг ей стало ужасно неловко оттого, что она учительница.

Тийт, видимо, что-то сказал Регине, она пропустила его слова мимо ушей. Регина попятилась, подняла правую руку и помахала — этого было достаточно для прощания. Могла же Регина представить себе, будто Тийт вскакивает на подножку тронувшегося поезда и во все убыстряющемся темпе удаляется от нее. Вокзальные расставания вообще самые приятные, воля человека уже никакой роли не играет, все подчиняется расписанию и стрелкам часов. Никаких альтернатив. Не надо бесконечно терзать себя улыбкой, навязанной чувством долга.

Регина повернулась и прибавила шагу.

Она не оглядывалась.

Шагов за спиной слышно не было.

Слава богу, поезд Тийта умчался.

Регина больше не вынесла бы его и минуты.

Выпавший днем снег уже дотаивал. С подкосов на тротуар стекала вода. Регина сорвала перчатку, остановилась и сунула кончики пальцев в углубление в плитняковой стене, будто должна была, по примеру легендарного голландского мальчика, удержать дамбу, которую могла размыть вода. Тоненькая струйка потекла в рукав.

А что, если поехать к Мари?

Нет, Мари и без того все время стояла перед глазами, близоруко уставившись в зеркальце и подтягивая к лицу краешек лиловой материи.

Все было мерзко, ехать к Мари Регине не хотелось.

Может, вернуться к дверям бара? Пристроиться на тротуаре возле беременной девицы и тоже переминаться с ноги на ногу?

Ни на что более разумное Регина сейчас не была способна.

Когда-то Мари поучительно сказала:

«У каждого должно быть дома снотворное».

СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, В СМЫСЛЕ РАСПИСАНИЯ, БЫЛ ДЛЯ РЕГИНЫ САМЫМ БЛАГОПРИЯТНЫМ. Утром всего два урока, да и те подряд. Но и это короткое время тянулось, лица учеников то и дело расплывались как в тумане. Дети, видимо, догадывались, что учительница не в форме, они без конца шуршали бумагой и противно хихикали. Регина заставляла и себя улыбаться — она, поди, не какая-нибудь ехидная старая немка, — хотя ей казалось, что сейчас, наверное, она и сама бы не узнала своего лица: застывшая бледная маска. Каждая фраза давалась с трудом, во рту пересохло, язык не ворочался. Вызвав к доске какого-нибудь ученика, она предоставляла остальным возможность исправлять ошибки своего товарища и вмешивалась лишь тогда, когда спор становился очень уж громким. Быть может, сегодня она и сама ошиблась в какой-нибудь форме глагола, кто знает, способность к самоконтролю, казалось, витала где-то поодаль — профессиональная промашка сейчас не вызывала у Регины особой досады. Ее куда больше волновало совершенно другое: как убить оставшееся время?

Регина уже натягивала пальто, когда подскочила завуч и принялась долго и нудно талдычить о каком-то отчете. Регина машинально кивала и думала: как бы от нее отвязаться? Завуч хотела во что бы то ни стало в сию же минуту поделиться своими заботами об отчетности и все объясняла, объясняла. Регина натянула шапочку, прикрыла рот рукой и заговорщически прошептала:

— Завтра тоже день.

Регину не волновало, глядит ей вослед ошеломленная завуч или нет. Лишь на улице Регина сообразила, что завтра воскресенье. В выходной день завучиха, возможно, от нечего делать нацарапает эту злосчастную бумажку, цифры, случалось, и прежде брались с потолка. Да и что ей еще делать, такая же старая дева, разве что по возрасту, в сравнении с Региной, ее можно отнести к предшествующему поколению. Такие, как она, ненавидят выходные и отчаянно стараются чем-нибудь заполнить пустоту. У них изболевшаяся душа давно уже сменилась ломотой в суставах, на которую нельзя обращать слишком много внимания, потому что тогда станет еще хуже.

Регина зашла в маленькое кафе, ей повезло, в глубине виднелся свободный столик. Необходимо было немного прийти в себя и собраться с мыслями. Истинно учительская привычка — раскладывать свои мысли по полочкам, в голове должен царить такой же порядок, как и в шкафу с учебными пособиями.

Прежде всего она мысленно обругала Мари — минувшей ночью Регина наглоталась всученного подружкой снотворного. Мари посоветовала при серьезной беде принять две таблетки зараз. Она упустила из виду, что Регина в отношении лекарств человек еще девственный, существо несовременное. Ее организм к отраве непривычен, и проглоченные таблетки едва не повергли ее в летаргию. Сама же Мари относилась к истинным фармакоманам. Ей мало было лечить других, она и себя без конца врачевала, не желала терпеть даже малейшей боли или недомогания. Человек — механизм сложный и требует постоянного ухода, любила подчеркивать она. Мари совсем еще недавно работала в процедурной поликлиники, но судьба выкинула злую шутку: руки у Мари покрылись сыпью, которая никак не проходила. От любимой работы пришлось отказаться; Мари страшно переживала, что вынуждена теперь под началом участкового врача заниматься писаниной. Она проклинала плохие помещения своего медицинского учреждения, никудышную вентиляцию, нехватку вытяжных шкафов — тоже мне недостижимое чудо техники в эпоху луноходов — высокая концентрация лекарственных паров в процедурных кабинетах обернулась бедой для организма Мари. «Теперь пиши пропало, — сокрушалась несчастная Мари, — если уж появилась аллергия, она тебя заездит».