Затем вошел в вестибюль подводного города, где меня встречали люди. Двоих из встречающих я знал по портретам и статьям в журналах. Третьей была женщина — высокая, с длинной шеей и густыми, коротко подстриженными волосами. Когда она поводила головой, волосы разлетались, и ей приходилось все время поправлять прическу. Ее глаза встретились с моими, вспыхнули, словно узнавали старого знакомого. Женщина шагнула мне навстречу, губы ее шевельнулись, готовые произнести имя. Но тут же она замерла, сощурив глаза, все еще слегка подавшись вперед, навстречу мне, но уже досадуя на поспешность своего движения.
Что ей почудилось? Мы никогда прежде не встречались. Я ведь ошибиться не мог, память меня не подводила ни разу.
Я отвел глаза. Но чувствовал на себе ее взгляд, в котором было не просто любопытство. Потом мне представили Людмилу Ветрову как биолога, «самую обольстительную из наших русалок». Ее муж, профессор Ветров, оказался крепким, стройным человеком с тяжелым крупным подбородком. Редкие белые брови, темные глаза смотрели на меня внимательно и изучающе.
— Рады видеть вас в нашем городе, — сказал профессор громким голосом. Слишком громким и певучим. Видно, он почему-то был обеспокоен моим прибытием.
Профессор мгновение помедлил, затем поспешно протянул мне руку. Я запомнил это мгновение и поспешность — нарочитую, чтобы опередить его жену, — и то, как он держал руку, изогнув ладонь лодочкой, чтобы она меньше касалась моей ладони. Его рука была холодной и настороженной холеный пятипалый зверек, сунувшийся в пасть льва и напряженно ожидающий, не сомкнутся ли клыки.
А вот рука его жены оказалась теплой и доверчивой.
Мне показали подводный город, его лаборатории, нефтекомбинат, директором которого был профессор Ветров. Искусственное освещение почти не отличалось по спектру от солнечного света из-за постоянного обилия ультрафиолета, казалось, что здесь всегда утро. Вдоль улиц, выложенных разноцветным пластиком, на длинных узких клумбах росли кустарники и невысокие, тщательно подстриженные деревья. Цветов было так много, особенно гладиолусов, что создавалось впечатление, будто попал в оранжерею. Люди на улицах встречались нам не часто, и все почему-то задерживали взгляд на мне.
Очень осторожно задавала мне вопросы Людмила Ветрова. Осторожно, но настойчиво. Пытаясь выяснить что-то очень важное для себя.
— Посмотрите, какая красивая женщина! — шепнула, близко наклонясь и указывая взглядом на стройную блондинку.
— Не разделяю вашего восторга, — ответил я. — У нее больная печень.
— Что? — отшатнулась Ветрова, и ее брови смешно подпрыгнули, а светлые глаза с блестящими точечками в зрачках укоризненно посмотрели на меня.
— Получила? — усмехнулся ее муж и, обращаясь ко мне, проговорил: — Это она нащупывает почву, ищет единомышленника.
— Единомышленника? Зачем? А вы?
— Наши взгляды часто расходятся. Супругам так положено.
— Понимаю. В споре обычно рождается истина.
— Если бы…
Он снова усмехнулся, чуть скосив взгляд на жену. Усмешка у него была строгой — под стать всему облику.
На лбу Людмилы обозначилась морщинка.
По дороге профессор и его друзья рассказывали мне об аварии, о том, как увидели таинственное животное.
— Впервые его заметили рабочие нефтекомбината, но рассмотреть не могли. Тень возникла на фоне «неба», почти на горизонте. Вызвали начальника смены, директора. Тень двигалась по кромке горизонта, словно обследовала входы, в город. Затем стала подниматься по небу, то есть по куполу… Поднималась медленно, извиваясь…
— Как выглядела тень? Конфигурация?
— Мы различили длинную шею, толстое туловище, громадный хвост метров пять-семь в длину. Голова, очевидно, слишком маленькая, незаметная. Нам даже казалось, что ее нет совсем.
Я не сказал ему: «Меня не интересуют предположения». Из того, что он сообщил, записал в память: «Появилась за нижним краем купола. Тень длинная, с утолщением посредине».
Он говорил:
— Иногда она резко ускоряла движение, какими-то импульсами, иногда зависала неподвижно. Различались массивные выступы…
— Сколько их было?
— Точно не могу сказать…
Я записал в память: «Резко ускоряла движение. Иногда зависала неподвижно».
— Затем она словно прилипла к одному месту. Казалось, хочет проникнуть в город…
В память нечего было записывать. В его словах не содержалось объективной информации. Ноль.
— Слышались какие-то звуки?
— Нет. Но у нас в это время работали механизмы. Сквозь их гул иногда пробивался какой-то свист…
— Он мог быть связан с неправильной работой механизмов?
— Пожалуй… Но раньше мы таких звуков не слышали ни разу. А затем тень стала удаляться и — исчезла. На второй день, условный день, как вы понимаете, она появилась снова. Я ее не видел, но мне рассказывали рабочие. Опять она передвигалась на фоне «неба». К окнам ни разу не приближалась, словно не хотела, чтобы ее увидели…
Он заглянул мне в лицо: как воспринимаю это предположение? Не смеюсь ли над ним? Я изобразил усиленное внимание, хотя в память записывать было нечего. Объективной информации — ноль.
— Когда случилась авария?
— Еще через день. Также погибли два водолаза и робот.
— Об аварии есть подробный отчет. Мы знакомили с ним Совет, — напомнил профессор. — Можете посмотреть копию.
