Возьми меня, моя любовь - [8]

Кассирша «Зодиака» собирает жесткие волосы в пучок, лоб украшен двумя прыщами, на лице — хроническое выражение ангельского тупоумия. Медленно и сосредоточенно, словно это требует нечеловеческого усилия, сгребаю сдачу с блюдца. Я измучена, но собираю монеты и кладу их в кошелек.

Добираюсь до стеклянной двери бара, и парень, настоящий джентльмен, распахивает ее передо мной. Разглядываем друг друга. Успеваю улыбнуться и почувствовать запах проведенного под мышками дезодоранта.

Признаюсь, никогда не знакомилась и не снимала мужчин в барах, а теперь думаю, что зря. Слишком много потерянных возможностей (обожаю потеря иные возможности) и долгие ночи в кровати с Саверио, телевизор в 17 дюймов и кассета в розовом пластике; далеко в прошлом взгляды соседей по дому — образцовых студентов-математиков, которые негодуют, когда скрип под красный свет телеэкрана не дает им уснуть.

Иду домой, низко опустив голову. Когда умерла твоя страсть, Габри? Ее больше нет, не приходит. Остается (словно в насмешку) дублировать порнофильмы. Я не одна такая.

У Эмилио за спиной — опыт длительных отношений: восемь лет у него была невеста, два года они жили вместе. Сейчас они даже не разговаривают. Год назад невеста изменила ему, все открылось, тогда она появилась с другом и с фургоном, в который погрузила свои вещи. С тех пор у Эмилио накопилось несколько приключений; последнее из них — Агата, но он не собирался останавливаться на достигнутом.

Я думаю о людях, у которых бываю, об общих друзьях нашего круга. Одинокие живут в своего рода вечных сумерках: депрессия, с одной стороны, безумная активность — с другой; трубки, которыми дымят, словно сигаретами, и две или три подработки за раз; те же, кто не одинок, с трудом осиливают одну. Пилигримы случайных связей. Маэстро свободы. Вот мы кто: люди, которые будут забавляться до последнего часа и которые в этом упорствуют.

Когда я вернулась домой, пришлось подойти к звонившему телефону. Это был Эмилио.

— Как ты?

— Бывает лучше.

Катанийка уехала домой сегодня утром, сказал он и ничего не добавил. Я ответила, что ухожу. Что иду брать… интервью.

Он рассмеялся и попросил потрепаться с ним вечером за ужином.

8 Анна Конти

Сегодня мне не надо возвращаться в «Магию» и я могу делать что угодно. Что угодно — значит, писать новый роман. Да уж, куда проще…

Как бы там ни было, я все организовала. После множества телефонных переговоров, в которых обсуждалось, не станет ли это концом профессиональной карьеры, Мартина согласилась устроить мне встречу с той самой пациенткой. Я добилась разрешения, упирая на то, что мне просто необходимо найти новые стимулы, истории, которые можно рассказать. «Всего на секунду…» — взмолилась я… И подруга сдалась.

И вот я сижу в приемной у кабинета Мартины — на диване с обивкой из белого льна, вокруг произведения современного искусства; вдыхаю запах фиалкового дезодоранта, беру женские журналы с гладкой прозрачной поверхности столика, листаю их в ожидании. За стеклянной стеной различим гранит сада, ухоженная лужайка и вереница розовых кустов. «Турбо Сааб», автомобиль Марти, припаркован у ворот. В футляре отдыхает ее скрипка. Я всегда волнуюсь, когда подруга выходит на сцену, фигурка в длинном платье из черного велюра, отбрасывает кудри за спину, чтобы пристроить скрипку на плече и умостить острый подбородок в скрипичной выемке…

Похоже, что пациентка с энтузиазмом воспринимает сегодняшнее добавление к сеансу.

— Анна Конти, — говорит она, протягивая руку. Передо мной высокая темноволосая женщина, одетая в коричневый дамский костюм. Ей около сорока пяти лет.

Марти дала понять, что оставит нас с глазу на глаз ненадолго.

Мы садимся, я на диван: блокнот — на коленях, ручка — во рту, Анна — в кресло с мягким сиденьем и спинкой из бамбука.

— Доктор Люци мне сказала, что вы охотитесь за идеями для книги…

Кивнув, испытываю неловкость, как журналистка на первом задании. Синьора Конти, напротив, спокойна.

— Надеюсь быть вам полезной, — добавляет она. Чтобы не терять времени, начинаю быстро задавать вопросы, которые набросала в блокноте.

Конти с гордостью рассказывает, что она учительница начальных классов, однако уже много лет не преподавала в школе. Анна предпочитала заниматься домом, одиннадцатилетней дочерью. Муж — представитель фармацевтической фирмы. Эмма, дочь, сейчас в религиозном учреждении. Как только отцу станет лучше, дочь передадут ему и Анна сможет видеться с Эммой в присутствии социального работника.

Пациентку признали частично недееспособной и хотят, чтобы она провела месяц в исправительном учреждении. Сейчас же синьора Конти находится под домашним арестом в отцовском доме. Сначала судебные органы не желали передавать Анну районной психиатрической службе, потом, после пересмотра документов и настойчивых просьб адвокатов, решили, что женщина не опасна. Ей было предписано регулярно посещать назначенного психиатра — Мартину.

— У мужа всегда была слабость к женщинам, — Конти говорит медленно, чтобы дать мне время записывать. — Но последняя любовница, словно в мыльной опере, оказалась моей сестрой. Я говорила ему: «Сознайся». А он отрицал. Всегда. Упрямо. Что вы хотите, он патологический лжец…