Возмездие. Рождественский бал - [32]

Джуаншер вышел из ресторана. Представил мысленно сцену преступления.

«Вот там произошла стычка между ребятами. Допустим, в Эмзара стрелял кто-то со стороны и распугал дравшихся… Допустим, что так. Откуда он мог выстрелить, оставаясь незамеченным? С этой стороны высокий забор. Интересно, что за ним? — Подошел ближе, заглянул за забор. — Нет, отсюда стрелять несподручно… На той стороне пустырь, преступник не стал бы выставлять себя на всеобщее обозрение, наверняка стрелял из-за укрытия. Пуля летела сверху вниз. Вероятнее всего, отсюда…» Недалеко от улицы вилась тропинка к саду перед трехэтажным домом. Сад был зачахший, как видно, с появлением здесь ресторана превратился в мусорную свалку, зарос бурьяном.

Мигриаули медленно спустился по тропинке, которая, обогнув сад-свалку, уводила вниз, к кустарникам. К своему удивлению, он увидел в кустах Бадур. Неожиданная встреча с инспектором в таком месте явно смутила ее. Она попробовала пройти мимо, делая вид, что не узнала Мигриаули, но это ей не удалось.

— Здравствуйте, Бадур! Вот вы, оказывается, где, а я ждал вас в зале.

Женщина скрестила руки на груди и нервно спросила:

— Что вам от меня нужно?

— Не узнаю вас, Бадур, вы обычно веселая, жизнерадостная. — Мигриаули заглянул ей в глаза.

— Могу же я быть в плохом настроении.

— Обидел кто?

— Пропустите, пожалуйста, мне некогда…

Мигриаули посторонился.

— Я не задерживаю вас, — сказал он, улыбнувшись, но понял: сегодня ничего от нее не добьется. Она, конечно, убеждена, что он искал ее, выслеживал, иначе зачем бы оказался на этой тропинке. Оттого и испортилось настроение. Но что она делала в этом уединенном месте? Он поглядел ей вслед: «Что-то скрывает, скрывает какую-то тайну…» — заключил Мигриаули и, не пообедав, зашагал вниз по крутой улице.

23

Мигриаули шел и чувствовал, как у него тоже портится настроение. Недалеко от управления перед ним как из-под земли возник Зураб Хидурели. Уж не следовал ли он за ним — оттуда, из ресторана «Самадло»?

Хидурели протянул Мигриаули руку, улыбаясь, как доброму знакомому.

— У вас такой озабоченный вид… Извели дела? Впрочем, чему удивляться, тяжело работать в милиции. Увлекательно, заманчиво, в молодости и я чуть не подался туда, но быстро потерял интерес к милицейским делам.

— И не прогадали, по-моему. Куда выгоднее быть с ней в контакте, оставаясь в стороне, не так ли?

— Да, я не прогадал, вы совершенно правы, — засмеялся Зураб, оставив без внимания намек Мигриаули. — В милиции я ничего бы не добился, — сказал он, выразительным жестом раскрывая смысл своих слов. — Все равно пинками бы вытурили в один прекрасный день, нашли бы повод… А каково выгнанному с работы?! Общество такого не уважает, семье не мил, а друзья-приятели отлетают от него, как пожелтевшие листья от дерева. Люди не прощают слабости, падения. Человека ценят, пока он на плаву, а если его «спустят по наклонной»…

— Вы же избежали этого, вы же довольны собой и своим положением?

— Если сомневаетесь, если еще раз спросите, знайте — не прощу! — весело воскликнул Хидурели, но веселость была нарочитая.

— Люди много чего не прощают друг другу!

— Это намек? На что же? — Хидурели весь сжался внутренне, веселой улыбки как не бывало.

— Просто вспомнилось: «Нахапал — сошло, а впрок не пошло».

— В связи с чем вспомнилось? — Хидурели просверлил инспектора взглядом.

— Вы умный, могли бы сообразить.

— Ладно, к чертям все поговорки — и мудрые и глупые. Время обеденное, приглашаю вас, окажите честь, доставьте удовольствие.

«Может, согласиться, я же хочу узнать его ближе», — подумал Мигриаули, однако, поразмыслив, сказал:

— Вы ставите меня в неловкое положение, отказаться — обидеть вас, а согласиться — не пойти на совещание.

Совещание он придумал.

— Ответ джентльмена! Из него следует, что я не лишаюсь надежды выпить с вами стакан вина в другой раз.

Мигриаули усмехнулся про себя: Зураб Хидурели сообразил, почему он не принял приглашение. Тем лучше. Он не выпускает инспектора из поля зрения, постоянно наблюдает за ним — такое, по крайней мере, было ощущение. Что-то нужно было от него этому непонятному Хидурели.

— Признаться, я надеялся посидеть с тобой, серьезно поговорить кое о чем, — перейдя вдруг на «ты», деловито сказал Хидурели.

Мигриаули уставился на него с любопытством.

— Не по зубам тебе орешки — не расследовать дела, которыми ты занимаешься. И чего ради ломаешь себе голову?

Мигриаули выжидательно молчал.

— Послушайся меня, закрой дела, — Хидурели понизил голос. — Подобные вещи на улице не обсуждают, но время не терпит, а когда выберем час посидеть за дружеским столом, неизвестно. До этих преступлений дела никому нет! Никто не будет выяснять, почему прекратили следствие. Никакие неприятности тебе не грозят. Поверь, спасибо скажешь. В раскрытии преступлений никто не заинтересован, наоборот. Нашего разговора никто не слышит.

Мигриаули не отрывал глаз от Хидурели, смотрел как завороженный.

— А в чьих интересах я должен постараться? Кто печется о преступнике?

— Не все ли равно? Тебе-то что до этого? Главное, не останешься внакладе, угодишь многим.

Хидурели напряженно ждал ответа.