Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем? - [6]

Разумеется, изменение характера рассматриваемого явления, переход от изучения теоретических вопросов к сугубо практическим неизбежно ведет к достаточно существенному изменению как языка, так и стиля книги. Исследуемые вопросы существенно более краткосрочны («горизонт планирования» ограничен временем ожидаемой революции, то есть максимум четырьмя годами), изложение более схематично, описание и сопоставление различных точек зрения (своего рода «внутренняя дискуссия») сведено к необходимому минимуму, простое рассмотрение наиболее вероятных предстоящих событий превалирует над доказательствами и обоснованиями.

При этом значительное внимание уделено алгоритмизированному прогнозу с возможно более подробным описанием наиболее вероятных сценариев развития революционных процессов. Практическая направленность книги вынуждает на каждом шаге анализа жестко отсекать менее вероятные сценарии, не растягивая гамму рассматриваемых вариантов развития ради достижения максимальной научной полноты, но, напротив, сокращая их до разумного минимума.

В силу ограниченности объема и невозможности обнародования части первичных аналитических материалов книга не содержит описания результатов и тем более методики расчета и сопоставления количественных показателей вероятности рассматриваемых сценариев, однако дано качественное и адаптированное к практическому применению выражение полученных результатов.

Таким образом, по сравнению с предыдущей книгой настоящая знаменует собой переход от науки в ее традиционном понимании к практической аналитике. Действительно: ведь наука – это поиск истины, и после того, как этот поиск в основном завершен, приходит время определения конкретных путей и способов реализации полученного знания, воплощения его в жизнь – приходит время практического действия, требующего на протяжении его осуществления лишь краткосрочного, оперативного анализа.

Главный вывод книги «Россия после Путина» заключался в осознании практически полной неизбежности предстоящей нашему обществу катастрофической революции. Принципиально важно раз и навсегда оговориться, что, в отличие от бесчисленного множества разного рода «буревестников», автор очень хорошо помнит прошлую революцию конца 1980-х – начала 1990-х годов и вместе с вменяемым (и абсолютным по численному составу) большинством своих читателей в полной мере сознает, что революция, даже относительно бескровная, представляет собой отнюдь не молодежный хеппенинг. Революция – величайшее несчастье в жизни всякого общества, сравнимое разве что с войной, беспощадный и чудовищный процесс, и забвение этого, даже на самый короткий миг, со стороны ее участников в большинстве случаев с фатальной неизбежностью превращает их в страшных преступников, наносящих обществу, которое они пытаются лечить, невосполнимый ущерб.[1]

Революция, какой бы романтизации она ни подвергалась в последующем, является не только клубком миллионов личных трагедий, но в первую очередь чудовищной трагедией самого общества, запутавшегося в неразрешимых противоречиях и вынужденного – как правило, в первую очередь ради простого самосохранения – разрубать их обоюдоострым клинком беззакония, а часто и насилия.

Однако при всем своем вероятном ужасе революция в нашей стране в настоящее время представляется практически неизбежной: недееспособное, корыстное и агрессивно безответственное государство не оставляет современной России никакого другого понятного пути развития. «Титаник» российской государственности направляется прямым путем на айсберг системного кризиса в силу устойчивого и полностью однозначного совпадения личных и коллективных интересов подавляющего большинства лиц и групп правящей бюрократии, само существование которой несовместимо даже с простым существованием нашей Родины, не говоря уже о ее развитии. Именно глубочайшая заинтересованность подавляющего большинства действующих лиц в курсе, ведущем к катастрофе (в меньших размерах это уже наблюдалось в 1997–1998 годах, когда правящая бюрократия последовательно и неуклонно вела – и привела! – Россию к дефолту), отличает современную российскую государственность от ее знаменитого прототипа, погибшего, как известно, из-за простой небрежности.

Ни в коей мере не симпатизировавший откровенным революционерам выдающийся российский писатель-гуманист В.Г. Короленко писал о том, что две трети вины за кошмар революционных событий лежит на допустившем их государстве. Лишь одну треть вины возлагал он на «мерзавцев», эффективно пользовавшихся сложившейся ситуацией и усугублявших общественный развал ради захвата власти и удовлетворения своих низменных инстинктов.

Революция с точки зрения политологии (а не более укорененной в общественном сознании пропаганды) представляет собой разрушение доказавшей свою неэффективность политической системы (и, само собой разумеется, решительную замену связанной с ней правящей элиты) при мобилизации активности широких народных масс. (Интересно, что естественным образом следующий за ней и являющийся ее логическим продолжением и завершением этап общественного развития – оформление возникшего в результате революции хаоса в новую политическую систему и формирование новой общественной элиты с вытеснением из общественной жизни не способных на созидание или не заинтересованных в нем элементов – как правило, трактуется романтически настроенными наблюдателями и аналитиками как «контрреволюция».)