Возлюбленная из Страны Снов - [67]

Марк Твен ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ИЗ СТРАНЫ СНОВ

Впервые мы встретились с ней, когда мне было 17 лет, а ей 15. Это было во сне. Нет, мы не встретились с ней; я нагнал ее. Это произошло в деревне на Миссури, где я никогда до сих пор не бывал. По существу говоря, я и теперь там не был, ибо находился на Атлантическом побережье, на расстоянии 1000 или даже 1200 миль. Все это случилось внезапно, без какой-либо подготовки, — именно так, как всегда бывает во сне.

Вот я перехожу деревянный мост с деревянными перилами, а вот и она, в пяти шагах от меня. За полсекунды до того никого из нас на мосту не было. Здесь — конец деревни, которая осталась позади нас. Последний дом — кузница. Сзади слышится мирный и добрый стук молота, — звук, всегда кажущийся отдаленным и всегда окрашенный настроением одиночества и чувством тихого сожаления о чем-то невыясненном. Вперед убегает извилистая проселочная дорога; по одну сторону — лес, а по другую — невысокая изгородь. На верхушке дерева сидит трясогузка, а навстречу к ней торопится белка, изогнувшая хвост наподобие пастушеского посоха. За изгородью тянется овсяное поле. Далеко-далеко стоит фермер без пиджака и в соломенной шляпе. Никакого другого признака жизни. Повсюду — воскресная тишина.

Я помню все, — и девушку, и ее походку, и ее наряд. В первый момент я был на расстоянии пяти шагов позади нее; в следующий момент я уже был рядом с ней, причем не сделал ни единого шага. Я пренебрег пространством, отметил это про себя, но без всякого удивления. Мне лично это показалось вполне естественным делом.

Я рядом с ней. Я обнимаю ее талию и крепко прижимаю девушку к себе, ибо люблю ее. И хотя до сих пор я не знал ее, я считаю свое поведение естественным и правильным, — и на этот счет у меня нет ровно никаких сомнений. Она же не проявляет ни удивления, ни огорчения, ни недовольства; в свою очередь, она обнимает меня и с выражением радостного приветствия подымает ко мне свою головку. Я слегка наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, и она принимает мой поцелуй так, словно ждала его, — словно мой порыв она находит естественным и для себя желанным. Привязанность, которую я вдруг почувствовал к ней и которую она, очевидно, чувствует ко мне, — вполне понятный факт. Другое дело — свойство этой привязанности. Это не привязанность брата к сестре, — нет, она теснее этого, ласковее, нежнее и почтительнее. С другой стороны, это — не привязанность влюбленных, ибо наша привязанность лишена пыла и страсти. Наше чувство — нечто среднее между этими двумя чувствами, но оно красивее их обоих, оно очаровательнее и дает больше радости и удовлетворения. Такое чувство, такое странное и чудесное чувство мы испытываем лишь во сне, когда нам кажется, что мы любим кого-то. Такое же чувство могут пережить лишь дети.

Мы идем дальше, через мост, вдоль по дороге и болтаем, как старые, добрые друзья. Она называет меня Георгом, и это кажется мне нормальным, хотя на самом деле меня не зовут Георгом. Я называю ее Алисой, и она не поправляет меня, хотя, без сомнения, это — не ее имя. Все, что уже произошло и происходит, кажется нам обоим очень естественным и последовательным.

Я как-то прошептал:

— Какая прелестная, нежная ручка!

И она молча, с благодарным выражением в глазах вложила свою ручку в мою руку, желая, чтобы я лучше разглядел ее. Я сделал это и поразился маленьким размером руки, ее бархатистой кожей, ее нежным переливчатым цветом, а затем — поцеловал ее. Она, но проронив ни слова, подняла руку к своим губам и поцеловала ее в то же место.

На повороте дороги, в полумили расстояния стоит избушка. Мы входим в избушку, видим накрытый стол и на нем дымящегося жареного индюка, ржаной хлеб, бобы и разные другие кушанья. Видим и кошку, свернувшуюся клубком и спящую на стуле с соломенным сидением, у камина. Никого больше в избушке нет. Пусто и тихо.

Она заявляет мне, что на секунду заглянет в соседнюю комнату, и просит меня подождать ее. Я сажусь, а она уходит за дверь, которая с шумом захлопывается за ней. Я жду, жду, затем встаю и, не в состоянии дольше выносить одиночества, иду вслед за девушкой. Выхожу за дверь и попадаю на какое-то странное кладбище со множеством могил и памятников, простирающихся далеко во все стороны и окрашенных алыми и золотыми лучами заходящего солнца.

Я оглядываюсь и вижу, что избушка исчезла. Я бросаюсь во все стороны, туда и сюда, бегу по рядам меж могил и зову Алису.

Вот уже опустилась ночь на землю, а я никак не могу найти пути. В глубокой горести от потерн я просыпаюсь, — просыпаюсь на своей постели в Филадельфии. Мне — не 17 лет, а 19.

* * *

Я нахожу ее 10 лет спустя, в другом сне. Мне снова 17 лет, а ей все еще 15. Я нахожусь в сумеречных дебрях магнолийных лесов на расстоянии нескольких миль от Надшеца, на Миссисипи. Стою на лужайке, густо поросшей травой. Деревья, точно снегом, осыпаны крупными цветами, а воздух насыщен их пряным и тяжелым ароматом. Местность расположена на возвышенности, и сквозь просветы в лесу на небольшом протяжении можно видеть блестящую грудь реки. Я уже сижу на траве, погруженный в раздумье.

Вдруг мою шею обвивает чья-то рука, и я вижу Алису, сидящую рядом со мной и пристально глядящую на меня. Во мне встает невыразимая благодарность и чувство глубокого, великого счастья. При всем том я ничему не удивляюсь. Не ощущаю того, что миновал большой промежуток времени. С тех пор прошло 10 лет, но эти 10 лет едва ли значат больше, чем один день, чем крохотная частица этого дня. Мы ласкаем друг друга, мы нежимся, мы радуемся и болтаем, ни единым словом не касаясь нашей разлуки. Это вполне естественно, ибо мы оба не знаем, что существует такая разлука, которую можно было бы измерить часами или годами.