Возлюбленная - [88]
– Малыш! Привет, малыш!
Бен не пошевелился. Чарли поспешила к нему, опустилась на колени и погладила. Он осел на задние лапы, холодный и дрожащий, его шерсть на ощупь была почти колючей.
– Извини, малыш. Ты что, не любишь темноты? – Она крепко обняла его. – Ну пойдем, малыш, пойдем во двор!
Бен крадучись пошел к входной двери, но потом, когда сбежал со ступенек и помчался по траве, вроде бы воспрянул духом. Отперев дверь подвала, Чарли почувствовала, как холодный сквозняк охватил ее лицо, и спустилась вниз, радуясь, что рядом Хью. Главный выключатель поддался с громким щелчком, вспыхнул верхний свет.
Хью оглядывался, голова его почти касалась потолка. Чарли посмотрела вверх, на диск счетчика. Он еле двигался.
– Вы хорошо разбираетесь в электричестве? – спросила она.
– У вас установлена хорошая система новейшей, самой безопасной технологии. Я себе тоже такую поставил.
Они поднялись по лестнице, и Чарли закрыла дверь. Хью взял ее за плечи своими большими руками и осторожно держал их. Улыбнувшись друг другу, они поцеловались. Ее захлестнуло ощущение приятного кокетства. Его рот оказался мягче, чем она могла предположить. Они поцеловались снова, уже дольше, значительно дольше, минут пять, а может, и дольше, пока их не прервал Бен, подбежавший к ним, лая и прыгая. Хью засмеялся и сказал, что пес, похоже, сделал какое-то замечательное открытие.
Они снова поцеловались в коридоре, на холодном сквозняке из все еще открытой входной двери, и Чарли почувствовала, как руки Хью скользят вверх под ее курткой, под ее кофточкой на бретельках и мягко движутся вдоль обнаженной кожи ее спины.
И, вытаскивая полы его рубашки из брюк и пробегая руками по его теплой мощной спине, Чарли не слышала, как в подвале возникло низкое гудение.
Тяжело дыша, Хью смутно ощущал, что лежит не на том конце кровати. Холодный липкий пот подсыхал на его теле. Хью подумал, что лунный свет, неприятно освещавший его лицо, пожалуй, достаточно силен для загара. Слышалось глубокое ритмичное дыхание Чарли, аромат ее духов, запах ее пота, ее плоти, и он снова начал возбуждаться.
Во рту у него был отвратительный привкус чеснока, бренди и табака. Он захотел отодвинуться, но что-то держало его, крепко давило на него, какая-то живая тяжесть поперек груди. Вытянув руки, он почувствовал что-то твердое и гладкое. Ее нога. Он осторожно приподнял ее и выскользнул из-под нее, потом прошлепал по комнате к открытому окну и постоял, вслушиваясь в ночь, в шум ревущей воды, в писк какой-то твари, в одинокое уханье совы…
Потом прошел в ванную и пошарил на умывальнике, ища зубную пасту. Отвинтив колпачок, выжал немного пасты с резковато-свежим мятным запахом себе на палец и потер им зубы. Прополаскивая рот, он уголком глаза заметил фигуру, шедшую через дверной проем прямо к нему. Какую-то неопределенную, туманную фигуру, возникшую из темноты.
Чарли. Внезапно его наполнила энергия и взрыв вожделения, когда он увидел серебро лунного света, плещущееся на ее груди, увидел длинные обнаженные ноги. Он захотел, чтоб она вошла сюда, захотел посадить ее на этот вот умывальник и…
Она провела пальцем по его спине, пройдясь по его ягодицам, вниз по бедру, а потом вверх, медленно вверх, вот она завладела его поднявшейся плотью и начала ласкать взмахами тонких пальцев, легкими взмахами, едва касаясь его. Хью улыбнулся, и она ответила странной неестественной улыбкой.
А потом он увидел блеск стали.
Увидел тень ее опустившейся руки, после чего в его восставшую плоть врубился нож, прожигая его насквозь горячей и мучительной болью. Фонтан крови жуткими темными струями захлестывал во мраке его лицо, покрывая ее груди, живот, бедра, забрызгивая все ее ухмыляющееся бледное лицо.
Нож промелькнул снова, опалив ему живот. Полоски боли разорвались в нем, а нож все извивался, исторгая из его горла мучительные вопли.
– Перестань! – заорал он, вцепляясь руками в лезвие.
Но она вырвала его, раскроив кожу на пальцах до костей. Нож снова погрузился в его живот, провернулся там, подняв его вверх с невероятной, сверхъестественной силой, а потом он упал на лезвие, и оно распороло его, словно длинный мясницкий нож.
– Перестань! Чарли! Бога ради…
Он завывал, молотил кулаками, бешено дергаясь и пытаясь отодвинуться. Он ударился в стену, мягкую, упруго и нежно подбросившую его.
Лицо Чарли пылало светом, ослепительным белым светом. Белым светом луны.
Луна.
Хью пристально смотрел в окно на луну, жадно глотая воздух. В комнате было тихо. Он слышал только рев мельничного лотка за окном и тяжелые удары своего сердца. Он поискал Чарли, но коснулся лишь пустой подушки.
В комнате стоял резкий запах духов, пьянящих мускусных духов. «Должно быть, Чарли надушилась ими, – подумал он, – чтобы освежиться». А запах, казалось, становился все сильнее, будто она была в комнате и приближалась к нему. Но в комнате не было ни души. Он услышал, как открылась дверь, повернулся и увидел затененную фигуру Чарли, входящую в лунном свете.
Что-то блестело в ее руке.
Его кожа сжалась. Рывком он отодвинулся назад, упираясь ладонями в матрац, подтягивая ноги. В безрассудном ужасе, прокатившемся по нему волной, он отодвигался вдоль кровати, скатываясь с нее.
Когда Олли и Каро Хэркурт увидели дом своей мечты – огромный красивый особняк в георгианском стиле, – они не смогли устоять перед его очарованием. И, хотя дом был старым и очень запущенным, супруги купили его, потратив все свои средства. Однако в первый же день приезда Олли, Каро и их двенадцатилетней дочери Джейд стало ясно, что в особняке обитает кто-то еще. С ними стали происходить странные пугающие истории, казалось, кто-то настроен против семьи. Вскоре Олли и Каро узнают ужасное прошлое дома на Холодном холме и понимают, что им всем грозит страшная опасность…
Джейми Болл возвращался домой, когда ему с подземной автостоянки позвонила невеста Логан. Сквозь помехи он уловил испуг в ее голосе, затем она вскрикнула, и связь прервалась. Крайне обеспокоенный, Джейми звонит в полицию. Полицейские прибывают на стоянку в считаные минуты, но Логан бесследно исчезла. В тот же день дорожные рабочие в другой части города раскопали останки молодой женщины, погибшей тридцать лет назад. Поначалу Рою Грейсу и его команде два этих события кажутся не связанными между собой. Но в Брайтоне пропадает еще одна молодая женщина и обнаруживается еще один труп из прошлого.
Прощаясь с холостяцкой жизнью, Майкл Харрисон устроил мальчишник, закончившийся трагично: сам он, главный виновник праздника, бесследно исчез, а четверо его лучших друзей погибли. Расследовать преступление берется детектив Рой Грейс, который подобные исчезновения принимает как личный вызов – когда-то при невыясненных обстоятельствах пропала его жена, и с тех пор у него на сердце незаживающая рана.
В центре Брайтона произошло дорожно-транспортное происшествие. Под колесами рефрижератора погиб юноша велосипедист. В ДТП участвовали еще две машины, за рулем которых находились молодая женщина Карли Чейз и парень-лихач, тут же покинувший место аварии. Казалось бы, обычная трагедия большого города — не более того. Однако вскоре один за другим полиция обнаруживает трупы водителя рефрижератора и парня-лихача, убитых с предельной жестокостью. Дело передается в отдел тяжких преступлений, которым руководит суперинтендент Рой Грейс.
После почти двадцатилетнего брака, который Виктор и Джоан заключили по любви, от былого чувства ничего не осталось. Все их эмоции свелись к злобе, отвращению и смертельной скуке. На стороне у Виктора есть шикарная проститутка Камилла, а у Джоан — дюжий таксист Дон. В конце концов супруги решают разрубить семейный узел — правда, весьма радикальным способом. Каждый замыслил убийство…
Принимая дело о смерти Лорны Беллинг, суперинтендант Рой Грейс поначалу был уверен: дело простое и вот-вот будет закрыто. В самом деле, что ж тут неясного? Женщина уже давно стремилась вырваться из семейного ада, из лап нелюбимого и жестокого мужа; завела любовника и стала встречаться с ним на съемной квартире. А тиран-муж прознал об этом – и жестоко отомстил: бросил к ней в ванну включенный фен… Тем более что улики, найденные на месте убийства, ясно указывают на его причастность к убийству. Но чутье, отточенное огромным опытом, подсказывает Грейсу: что-то здесь не так, слишком уж все очевидно – и даже как-то нарочито…