Возлюбленная - [77]
Она кинула взгляд через мельничный лоток на конюшне и дальше – на амбар, на мельницу, снова на автомобиль. Взлетел ввысь дрозд с извивающимся в клюве червяком. Послышался отдаленный хлопок выстрела дробовика, потом еще один, блеяние овцы и лай собаки.
Поднявшись по ступенькам до входной двери, она приостановилась, нервно разглядывая сверкающую львиную голову на дверном кольце, которая угрожающе и свирепо смотрела на нее. Толчком она распахнула слегка приоткрытую дверь, всматриваясь в прихожую.
Ничто не говорило о чьем-либо присутствии. Поколебавшись, она вошла в дом. Из зеркала на стене, украшенного блестками, ее затененное отражение отвечало пристальным взглядом сквозь мрак. Впереди поднималась лестница, рядом с ней шел коридор с дверями по обе стороны. Запах полированной мебели и крепких мускусных духов создавал в доме неприятную атмосферу женственности и элегантности.
Сверху донесся крик, и она замерла. Добрую минуту стояла она в молчании, но так ничего и не услышала, кроме тиканья часов и собственного натужного дыхания. Слева от себя она подняла железную рукоятку дверной защелки.
Комната оказалась пустой. Рассеянные лучи уходящего солнечного света сквозь высокие застекленные окна-двери омывали интерьер мягкого персикового цвета. Здесь было так роскошно, так прекрасно, что это едва не заставило ее повернуться и выбежать вон. Великолепная мебель в грациозном довоенном стиле модерн, картины на стенах, изображавшие главным образом элегантных женщин в роскошных одеждах, – чужой и недоступный для нее мир.
Над пустым камином, на полке угрожающе ухмылялся бронзовый бюст какого-то придворного шута, будто подстрекая ее повернуться к дивану и посмотреть на вмятины в округлых диванных подушках. Казалось, что шут смеется над ней.
Потом она заметила блокнот на письменном столе с записью, сделанной крупным небрежным почерком черными чернилами:
«Гектор и Дафна, коктейли 20-го авг.?»
Ну и корова! Собирается на вечеринку, а ей приходится… Почерк был знакомым. Она видела его раньше.
– Это женский почерк? – спросил все тот же отдаленный голос. – Вы можете прочесть мне, что там написано?
Она прошла через холл, по темному коридору, в кухню с красивым коричневым линолеумом на полу, ярко-желтыми стенами и с газовой плитой, выложенной кафелем. На столе лежали грязные тарелки, грязные блюда побольше были свалены в кучу вокруг раковины.
Неряха, подумала она, бредя обратно по коридору. Неубранные остатки трапезы на двоих покрывали большой обеденный стол в столовой. На буфете стояла наполовину опустошенная бутылка красного вина, снова закупоренная, а на столе – две рюмки, обе с остатками вина. В комнате пахло дымом от сигар. От его сигар.
Взобравшись по крутой лестнице, она остановилась, задыхаясь от напряжения и страха. В доме было тихо. Она осмотрела темную лестничную площадку, повернула направо и вошла в дальнюю комнату.
Там на подиумах стояли два портняжных манекена – один обнаженный, со словом «Стокман», выписанным по трафарету на его груди, а другой – частично одетый в блестящую бирюзовую тафту, пришпиленную к нему булавками. Два других простеньких манекена, обычные для витрин магазинов, были обнажены, а еще два таких же одеты в сногсшибательные вечерние туалеты: один – в свободном, без пояса, платье с блестками и в черных перчатках, а другой – в платье из мерцающего черно-муарового шелка. Никогда не видевшая ничего подобного, кроме как в магазинной витрине на одной фешенебельной лондонской улице, она была ошеломлена непривычной элегантностью платьев.
Ее сердце упало. Лондон. Это название уже само по себе нагоняло чувство уныния. Лондон, в котором она жила, в том покрытом грязной сажей здании. Лондон. Жила там как узница.
Она прошла по коридору, миновала второй пролет лестницы и помедлила, колеблясь, перед закрытой дверью. Медленно открыв ее, увидела спальню с гигантской низкой кроватью. Простыни на ней были взбиты дыбом. Сильно пахло мускусными духами, застоявшимся сигаретным дымом и душистым мылом. На тумбочке у кровати стоял черный блестящий телефон, а рядом с ним – пепельница, полная окурков, перепачканных губной помадой.
Неряха.
Она открыла двери огромного кленового гардероба, где висели шикарные платья, верхняя одежда и меха. Пышно, ничего не скажешь. Истинное великолепие. Невозможно представить, как все это можно купить.
У туалетного столика она заглянула в зеркало, пристыженная собственной неэлегантностью, толстой кожей, спутанными волосами, своим дешевеньким миткалевым платьем для беременных.
На столике стояла бутылочка из толстого хрусталя с духами. Она коснулась ее, пробежала пальцами по контурам стекла, приподняла бутылочку, ощущая ее вес, вытащила пробку, налила немного духов на оба запястья и растерла их. Духи больно обожгли палец, и она заметила тонкую царапину. Должно быть, порезала его о тот нож, подумала она, но не обратила особого внимания, так как боль утихла. Легкими касаниями она надушила шею за ушами и дотронулась до груди. Запах окутал ее. Она вытряхнула из бутылочки еще духов, потом еще, потерла ими лицо, побрызгала одежду, волосы, трясла и трясла, пока бутылочка не опустела.
Когда Олли и Каро Хэркурт увидели дом своей мечты – огромный красивый особняк в георгианском стиле, – они не смогли устоять перед его очарованием. И, хотя дом был старым и очень запущенным, супруги купили его, потратив все свои средства. Однако в первый же день приезда Олли, Каро и их двенадцатилетней дочери Джейд стало ясно, что в особняке обитает кто-то еще. С ними стали происходить странные пугающие истории, казалось, кто-то настроен против семьи. Вскоре Олли и Каро узнают ужасное прошлое дома на Холодном холме и понимают, что им всем грозит страшная опасность…
Джейми Болл возвращался домой, когда ему с подземной автостоянки позвонила невеста Логан. Сквозь помехи он уловил испуг в ее голосе, затем она вскрикнула, и связь прервалась. Крайне обеспокоенный, Джейми звонит в полицию. Полицейские прибывают на стоянку в считаные минуты, но Логан бесследно исчезла. В тот же день дорожные рабочие в другой части города раскопали останки молодой женщины, погибшей тридцать лет назад. Поначалу Рою Грейсу и его команде два этих события кажутся не связанными между собой. Но в Брайтоне пропадает еще одна молодая женщина и обнаруживается еще один труп из прошлого.
Прощаясь с холостяцкой жизнью, Майкл Харрисон устроил мальчишник, закончившийся трагично: сам он, главный виновник праздника, бесследно исчез, а четверо его лучших друзей погибли. Расследовать преступление берется детектив Рой Грейс, который подобные исчезновения принимает как личный вызов – когда-то при невыясненных обстоятельствах пропала его жена, и с тех пор у него на сердце незаживающая рана.
В центре Брайтона произошло дорожно-транспортное происшествие. Под колесами рефрижератора погиб юноша велосипедист. В ДТП участвовали еще две машины, за рулем которых находились молодая женщина Карли Чейз и парень-лихач, тут же покинувший место аварии. Казалось бы, обычная трагедия большого города — не более того. Однако вскоре один за другим полиция обнаруживает трупы водителя рефрижератора и парня-лихача, убитых с предельной жестокостью. Дело передается в отдел тяжких преступлений, которым руководит суперинтендент Рой Грейс.
После почти двадцатилетнего брака, который Виктор и Джоан заключили по любви, от былого чувства ничего не осталось. Все их эмоции свелись к злобе, отвращению и смертельной скуке. На стороне у Виктора есть шикарная проститутка Камилла, а у Джоан — дюжий таксист Дон. В конце концов супруги решают разрубить семейный узел — правда, весьма радикальным способом. Каждый замыслил убийство…
Принимая дело о смерти Лорны Беллинг, суперинтендант Рой Грейс поначалу был уверен: дело простое и вот-вот будет закрыто. В самом деле, что ж тут неясного? Женщина уже давно стремилась вырваться из семейного ада, из лап нелюбимого и жестокого мужа; завела любовника и стала встречаться с ним на съемной квартире. А тиран-муж прознал об этом – и жестоко отомстил: бросил к ней в ванну включенный фен… Тем более что улики, найденные на месте убийства, ясно указывают на его причастность к убийству. Но чутье, отточенное огромным опытом, подсказывает Грейсу: что-то здесь не так, слишком уж все очевидно – и даже как-то нарочито…