Возлюбить себя - [12]

По широкой дуге, — от Техаса до Флориды, — волна сметала всё. По руслам рек, по горным ущельям и впадинам, по низменностям и холмам, — вода выискивала себе всякую дорогу в глубь американского материка. Словно спасаясь бегством от огненного ада, пылающего на дне океана…

Пройдясь поперёк побережья, вода уносила с собою несметное количество песка. Там, где прошёл этот каток смерти, появились глубокие нерукотворные каналы, — великое множество каналов и русел, соединивших Мексиканский залив с Атлантикой. В грядущих веках Гольфстрим окажется куда холоднее и слабее, чем раньше…

Л. Нивен и Дж. Пурнель, «Молот Люцифера».

…Упырь и остальные — это моя «находка». И в какой-то мере мы все друг для друга — «страховка» от разного рода вредных для жизни случайностей. Вроде непредвиденно большого количества набегающих из леса чудом уцелевших, ополоумевших в отсутствие элементарного и вусмерть голодных амбалов. Не знаю уж, откуда бы им тут ещё можно взяться в ближайшие три — пять месяцев, откуда набрести?

Вот когда бабахнуло, тогда окрестности моего района наводнили тысячи. Самая высокая точка района, что скажешь… Мой дом здесь, как на ладони. Сполохи молний рассекали небо, и их было столько, что на них уже мало кто обращал внимания. Зарядивший из грязно-свинцового неба нескончаемый дождь щедро поливал собравшийся, как на прогулку, «свет». Тех, кто даже будучи разбуженным среди ночи, оделся отнюдь не по-походному.

Скорее всего, основная часть примотала сюда с каких-то развлекательных мероприятий, куда и выряжалась соответственно. Но всё-таки были и те, кто выглядел куда как скромнее. Население ближайших улиц и нескольких многоэтажек. Их в первые же часы подмыло прибывающей водой, и они торжественно осели, проехав какое-то количество метров по быстро раскисающему грунту.

Масса жалких, промокших до костей и никчёмных, в прошлом довольно праздных и изнеженных, лиц. Сотни и тысячи архитекторов, начальников, клерков, полуграмотных врачей и шарлатанов-лекарей, директоров посреднических фирм и терминалов; репортёров и секретарш, менеджеров, проституток и риелтеров, избалованных жён и детей бизнесменов.

Валютчики и торгаши, дилеры и банковские работники. И превеликое множество пенсионеров и лиц без определённого рода занятий. Любители дорогой жизни и сытого «завтра». Ботинки без подошвы, — дорогие, но бесполезные. Люди, потерявшие даже эти профессии, и ни к чему более в жизни не пригодные. «Жратва и состояние — это ль не достояние?!».

ТЕПЕРЬ это перестало звучать актуально. Осталось лишь «жратва». Всё остальное на свете надолго, если не на века, потеряло всяческий смысл. Дети асфальта, горшковые цветы тонконогой цивилизации, опрокинутой в сточную канаву Забвения… Вся эта «прелесть» прежнего нашего существования, к счастью, исчезла вместе с вечно перегруженными клубами фитнесса и салонами красоты. Так что пудрить носы теперь некому. Да и некогда, коли жить охота…

Все они, ранее суетливо заполнявшие собою жизненное пространство городов, уцелев только упущением отвернувшегося ненадолго Провидения, и столь непривычными для тела стараниями обутых в лакированные туфли и босоножки ног, явились сюда в надежде пересидеть «неприятность» в виде временного, как они считали, явления. На их памяти Город уже не раз заливало, хотя и не столь пугающе. Не столь масштабно.

В первое время они были, шастали и обнаруживались повсюду. Большей частью — растерянные и разозлённые столь «нагло» прерванным «кайфом их жизни». И некоторой частью — сохранившими присущую им самоуверенность, горластость, наглость, изворотливость, приспособленчество и хитрожопость. И все они, как один, нетерпеливыми крысами ждали спада воды и «восстановительных работ», которые ну просто обязаны уже, по их прикидкам, начать, наконец-таки, власти.

Однако, прождав пару дней и не заметив что-то гремящих и чадящих на ходу походных кухонь, спотыкающейся на бегу к ним армии и озабоченных чиновников с папками в сопровождении группы лебезящих инженерных работников, они оторопели. Не наблюдая штата дворников с мётлами и огромными лопатами, черпающими от их ног воду ковшиками, все как-то потухли и приуныли. До них пока не доходило, что никто и не собирается их, драгоценнейших, «спасать». Никто не явится и не возьмёт их, бедненьких, на закорки, как это ранее бывало. Когда их, не желающих замочить ножки после прошедшего смерча, перетаскивали на горбу через бурлящую мутными потоками улицу работники МЧС…

Разбившись на группы явно по симпатиям и бывшему социальному положению, они стали нерадивым и неряшливым Мамаем левее нашей точки метров на восемьсот. Обдирая в хлам окрестный лесок, они лепили, как могли, подобие шалашиков, абсолютно не защищающих от дождя. Эдакие бобровые хатки в исполнении однолапого гриззли.

Это неприспособленное к жизни без удобств стадо перемесило в тесто вокруг всё, до чего смогло дотянуться. Орда, не умеющая оставаться чистой без груды прибамбасов. Не умеющая толком ни напиться без крана, ни пообедать без холодильника. Ни даже, простите, навалить кучку, не замарав при этом задницы по самую шею. Стон и плач в хлам и вдрызг поверженных со зла похмельным Зевсом Помпей стоял по окрестностям.