Возлюби ближнего! - [36]

Я истолковал состояние гринды очень прямолинейно и по своей привычке давать советы даже тогда, когда меня об этом не просят, рекомендовал для успокоения нервов запивать проглоченную щуку свежим соком морской капусты.

Гринда негодующе фыркнула и сердито ударила хвостом по воде.

— Иногда, — сказала она, успокоившись, — меня просто удивляют ваши советы, мой дорогой ученик. Речь идет не о пищеварении, а о моем душевном состоянии. Я никак не могу себе простить, — с горечью произнесла гринда, — что не попробовала уговорить Майна-Виру уплыть от этого противного человека.

Кто знает, может быть, она ждала, что я последую вместе с ней и тем самым на деле продемонстрирую любовь к отцу? Но, видимо, не так уж горячи были мои сыновьи чувства. К тому же на этот раз я ничуть не сомневался в гибели Майна-Виры. Что касается гринды, то ее решение было бесповоротно.

— У меня почти нет надежд, что ваш отравленный наркотиками, несчастный отец смог уцелеть, и тем не менее я хочу вернуться к месту нашей последней встречи и постараться пролить какой-нибудь свет на исчезновение этого выдающегося дельфина. Я прошу вас, — сказала, прощаясь, гринда, — если Адвентист жив — то дайте мне об этом знать. А если он уже протянул лапки и уподобился высохшей на солнце рыбьей чешуе, то поклянитесь, что, следуя обычаям древней Индии, развеете его прах по ветру и произнесете надгробную речь.

Глядя на то, как, расставаясь, мы плачем в четыре глаза, даже безжалостный кровавый ястреб, пролетавший в этот момент над океаном, уронил крупную слезу.

А может быть, это была не слеза? В моем тогдашнем состоянии было нетрудно и ошибиться.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Как тесен подводный мир. Рассказ скумбрии о попугае Адвентисте и печальном окончании их непринужденной беседы.

Как только я очутился в Черном море, меня приветствовал знакомый писк:

— Кого я вижу! Уж не дельфин ли Бывалый посетил наш самый красивый в мире водоемчик?!

Ну да, так и есть! Она! Моя хорошая знакомая скумбрия!

Сразу ее и не узнаешь. Вроде как располнела. И чешуя не отливает серебром, как прежде, а больше похожа на матовый жемчуг.

— А я уж думала, что вы предпочитаете странствовать, находясь в закрытом помещении.

Я недоуменно повел хвостом:

— Простите, не понял… Вы, кажется, сказали что-то остроумное?

— Ничего не поделаешь! — печально призналась скумбрия. — С годами тяжелеет не только наше тело, но и наши остроты…

Выяснилось, что, говоря о «путешествиях в закрытом помещении», скумбрия имела в виду некоего попугая, который совершил длительный переход из Индийского океана в Черное море, находясь в брюхе акулы.

— Вы о каком попугае говорите? — не скрывая своего повышенного интереса, спросил я.

— По-моему, — ответила скумбрия, — за все время, что мы, скумбрии, существуем, это единственный попугай, которого удалось проглотить акуле. Как очутился он в океане, понятия не имею!

Чувствуя, что напал на желанный след, я решил расспросить скумбрию как следует.

— Скажите, а вы сами видели этого попугая?

Скумбрия попыталась увильнуть от ответа.

Только после неоднократного повторения вопроса она объяснила причины своего нежелания вести более подробный разговор о заинтересовавшем меня предмете.

— Да, видела собственными глазами, — сказала она после трехкратного повторения вопроса. — С попугаем я не только знакома, но даже имела с ним довольно продолжительную беседу. Случилось это на второй день после того, как спасенная вами аквалангистка Катушкина извлекла его из акульего живота. Лично я никогда не забуду этот день! Ведь если бы не вы, то аквалангистки Катушкиной уже давно не было бы в живых!

Моя схватка с желтой акулой, видимо, произвела на скумбрию огромное впечатление.

Не скрою, что в другое время я был бы не прочь услышать эту историю и в более подробном изложении, но только не сейчас.

— Ну уж ладно, так и быть, — объявила скумбрия, с явной неохотой возвращаясь к интересующей меня теме. — Впервые я увидела этого попугая на берегу, после купанья он грел на солнце свои больные ноги. Заметив меня, попугай даже не шевельнул крылом, а когда я назвала свое имя, он ни с того ни с сего стал облизываться и хриплым голосом сказал: «Мы с вами, скумбрия, давно знакомы… и вы мне очень понравились». Представьте себе, этот только что выстиранный урод имел в виду скумбрию горячего копчения! Вы понимаете сами, — закончила свой рассказ скумбрия, — что после таких слов я потеряла всякий интерес к этому противному скумбрееду!

Когда я поведал о цели своего приплыва в Черное море, скумбрия тут же выразила полное одобрение и обещала свою помощь. Но захочет ли она стать посредником между мною и оскорбившем ее попугаем? Без содействия же Адвентиста я никак не мог обойтись. Только он, знаток превеликого множества языков от древнеобезьяньего до сравнительно молодого языка речных форелей, мог стать посредником в предстоящей беседе с Лидой Катушкиной.

План мой был прост. Надо срочно через Адвентиста сообщить Лиде Катушкиной о моем прибытии. Но мне самому, без помощи скумбрии, не так-то легко отыскать место их пребывания. А время дорого. Пройдет еще неделя, того и гляди, усилится ветер, начнутся штормовые дни, а в плохую осеннюю погоду люди, как меня уже предупреждала гринда, не любят задерживаться у берегов моря.