Вождение вслепую - [3]

— Да ты, юноша, поэт! У меня при себе есть письмо от Кастро. — Рука шулера легла на сердце. — И от Ботлесы, и еще от Манделы из Южной Африки. Выбирай — не хочу. Итак. — Он посмотрел в окно, за которым бушевала гроза. — Укажи любой карман, по своему выбору: правый, левый, наружный, внутренний. — Картежник провел рукой по пиджаку.

— Правый, — сказал Крузо.

Игрок опустил руку в правый карман пиджака, извлек запечатанную колоду карт и подбросил ее на ладони.

— Вскрывай. Отлично. Можно потасовать, проверить. Что-то не так?

— Ну…

— Дай сюда. — Он забрал колоду. — Следующий кон сыграем другой колодой, по твоему выбору.

Крузо покачал головой:

— Фокус не в этом. Все зависит от того, как сдать и как открыть. Колода не играет роли.

— На твой выбор.

Крузо выбрал две десятки и красную даму.

— Порядок! — Карты легли одна поверх другой. — Где дама?

— В середине.

Шулер перевернул карту и расплылся в улыбке:

— А ты шустрый!

— Вы шустрее. В том-то вся и штука, — сказал Крузо.

— Гляди: здесь целый ворох десяток, так? Это ставки, которые только что сделали присутствующие здесь господа. Ты нам мешаешь. Хочешь сыграть — милости просим, не хочешь — тогда не встревай.

— Я не буду встревать.

— Ну, так и быть. Поехали! Вот она, голубушка. Дама тут, дама там, дама нам, дама вам. Заблудилась! Где она? Решили идти ва-банк, ребята? Кто будет тянуть? Все согласны?

Яростный шепот.

— Все, — откликнулся кто-то один.

— Нет, не все! — произнес Крузо. Воздух содрогнулся от десятка проклятий.

— Эй, умник, — сказал шулер с ледяным спокойствием. — Не создавай помехи, а то люди могут потерять все, что у них есть!

— Мои помехи тут ни при чем, — сказал Крузо. — Карты-то в ваших руках.

Издевки. Брань.

— Давай дальше! Не тяни, черт побери!

— Как скажете. — Все еще придерживая три карты своими чистыми пальцами, шулер провожал глазами грозу. — Ты все испортил. Сбил их с толку. Ты, и никто другой, нарушил равновесие, ауру, оболочку игры. Не обессудь, если мои друзья вышвырнут тебя из поезда, когда я открою карту.

— Они этого не сделают, — сказал Крузо. Карта открылась.

Поезд с ревом тянулся сквозь потоки дождя и вспышки молний. Перед тем как захлопнуть дверь вагона, картежник подбросил сложенные веером карты в грозовой воздух. Листки вспорхнули, словно раненые голуби, и тут же облепили грудь и лицо Джеймса Крузо.

Вагон бизнес-класса, грохоча колесами, поплыл мимо; к окнам прижалось с десяток разъяренных лиц, кулаки молотили по стеклу.

Чемодан несколько раз перекувырнулся и замер.

Огни поезда скрылись из виду.

Крузо долго выжидал, а потом медленно наклонился, чтобы собрать карты. Пятьдесят две. Одну за другой.

Червонная дама. Еще одна. Снова червонная дама. И еще.

Опять дама…

Дама.

Сверкнула молния. Попади она прямо в него — он бы не почувствовал.

Шкура неубитого льва

If MGM is Killed, Who Gets the Lion? 1997 год

Переводчик: Е. Петрова

— Ни фига себе! Ексель-моксель, матерь божья! — воскликнул Джерри Вулд.

— Вот этого не надо! — Его секретарша прекратила стучать по клавишам, чтобы подчистить опечатку в тексте сценария. — Я, между прочим, выросла в христианской семье.

— А я вырос на улицах Нью-Йорка, в Бронксе, — сказал Вулд, глядя из окна. — Да ты разуй глаза — смотри, что делается!

Секретарша подняла голову и увидела за окном то, что видел он.

— Перекрашивают студию в другой цвет. Это вроде бы первый павильон?

— Точно. Первый павильон, где мы в тридцать четвертом построили «Баунти» и дворец Марии Антуанетты, а в тридцать девятом — интерьеры Тары.[1] Подумать только, что они вытворяют!

— Вроде даже номер хотят поменять.

— Если бы поменять! Они его просто закрашивают, черт их раздери! Первого номера больше нет. Ты глянь, в переулке топчутся работяги с пластиковыми трафаретами — прикидывают, не маловата ли будет надпись.

Выйдя из-за письменного стола, секретарша сняла очки, чтобы лучше видеть вдаль:

— Как странно — «ХЫ». Что еще за «ХЫ»?

— Погоди, они не закончили. Видишь? Из палочки делают «Ю», так, что ли?

— Верно, получается «Ю». Спорим, я могу назвать все слово. «ХЬЮЗ»![2] Смотри-ка, что у них лежит на земле: длинный трафарет с буквами помельче. «Авиатехника»?

— Авиационный завод Хьюза, мать честная!

— С каких это пор мы выпускаем самолеты? Конечно, время сейчас военное, но все же…

— Какие, к дьяволу, самолеты? — вскричал, отвернувшись от окна, Джерри Вулд.

— Ага, значит, снимаем эпизоды воздушных боев?

— Какие, к чертям собачьим, воздушные бои?

— Ничего не понимаю…

— А ты нацепи очки да погляди. Думай головой! С чего бы эти прохвосты стали замазывать номер и выводить новое название, а? С какой радости? Мы не снимаем кино про авианосцы, не занимаемся сборкой истребителей «пэ-тридцать восемь», не выпускаем… Проклятье! Нет, ты глянь!

В полуденном калифорнийском небе, прямо над крышей павильона, маячила какая-то тень. Секретарша приложила ладонь козырьком.

— Ой, кажется, я с ума схожу, — вырвалось у нее.

— Не ты одна. Что теперь скажешь? Она снова прищурилась.

— Воздушный шар? Аэростат заграждения?

— Вот именно! Наконец-то дошло!

Закрыв рот, секретарша внимательно рассмотрела серое воздушное чудовище и опустилась на стул.